О чем я молчала. Мемуары блудной дочери

Под «теперь это» мать подразумевала убийство Мансура; его убил Мохаммад Бохараи, связанный с Коалицией исламских собраний – группой, созданной в 1963 году с одобрения аятоллы Хомейни. Коалицию поддерживали священники, выдвинутые Хомейни, в том числе его верный ученик и последователь Мотахари и ряд будущих лидеров Исламской Республики – Рафсанджани и Бешехти. Коалиция составила список лиц, которых необходимо устранить; в списке числился шах, тринадцать важнейших членов шахского правительства, его личный врач, генерал Аяди – его якобы внесли список, потому что он был бахаистом; генерал Нассири, новый начальник разведки; одиннадцать госслужащих и редакторов газет, нападавших на духовенство и Хомейни. Восстание 5 июня подавили, но возглавившая его религиозная оппозиция по-прежнему была живее всех живых.

Из дневников отца: «Пятница, 1 бахмана[12] 1343 года [22 января 1965 года]. Сегодня примерно в полдень услышал, что стреляли в Мансура. Сперва не поверил. Сейчас ходит много недостоверных слухов о правительстве. Но вскоре новость подтвердилась. Около десяти утра в него четыре раза стрелял какой-то юноша. Ранения оказались не смертельными. По радио передали, что врачи Мансура сказали, что его давление нормализовалось и в течение месяца он поправится. Мне так его жаль… в душе он не был плохим человеком, не хотел предавать свою страну и мог бы хорошо ей послужить, но ему не хватало опыта, он был слишком честолюбив и нетерпелив…»

Через несколько дней отец пишет: «Хасан Али Мансур, молодой премьер-министр Ирана, провел неделю в коме, мучаясь от боли и страданий, и покинул этот мир в среду 7 бахмана 1343 года (27 января 1965 года). Уже за два дня до этой даты по городу ходили слухи о его смерти. В стране, где правительство никогда открыто и честно не общалось со своими гражданами, настоящие новости держатся в секрете, а факты подменяются слухами. С самого начала было очевидно, что выстрелы смертельны, но за день до смерти Мансура вышли новостные сводки с сообщением, что он идет на поправку. В понедельник все газеты писали, что опасность миновала».

В дневнике отец описывает, как стоял у окна своей комнаты – оно выходило в коридор, ведущий к моргу, – и ждал, когда принесут тело Мансура. «Я так жалел, что он умер; слезы выступили на глазах. Всю ночь я не спал… Полтора года назад мы считались самыми многообещающими молодыми политиками в нашей стране, на нас смотрели с завистью и надеждой. Сегодня же один из нас в тюрьме из-за бесстыжих конкурентов и их злокозненных приспешников, а в трех метрах от него другой лежит в крови; его холодный труп ждет вскрытия в морозильнике. Вот нам урок. А ведь оба могли послужить своей родине».

После этого отец никогда не забывал о Мансуре; тот преследовал его неотступно. Не верилось, что убили именно Мансура, ведь его считали счастливчиком; он обнадежил нацию, и хотя успел пробыть на посту премьера недолго, вызвал много противоречий. Его не раз сравнивали с молодым и красивым президентом Кеннеди. Его могилу превратили в святилище, но после революции исламский режим сравнял ее с землей, как и многие другие, включая могилу Реза-шаха.

Глава 17. Подходящая партия

«Приезжала Незхат, – пишет отец в дневнике осенью 1964 года. – Снова была раздражена и встревожена. Почему Азар не уезжает в Англию? Почему я в тюрьме? Почему весь мир против нас? Незхат из тех, кто считает себя божьими избранниками и верит, что никогда не ошибается. Когда случается что-то плохое, ей кажется, что другие виноваты. В данном случае она винит меня». Когда отец пишет о шахе и правительственных чиновниках, его тон полон неповиновения, к которому примешивается досада, но его записи о матери пронизаны отчаянием.

«Со дня ареста я надеялся, что вся эта ситуация наконец собьет спесь с Незхат и она распрощается с иллюзией, что весь мир ей что-то должен. Мне казалось, она увидит меня в тюрьме и поймет то, что мне никак не удавалось ей втолковать, когда я был на свободе. Но сегодня я понял, что она хочет полностью присвоить себе мою жизнь, все мое существование; она не только ничего не поняла, но считает, что я нахожусь в самом подходящем для себя месте и всем ей обязан».

Мужчины часто используют жен и семью в политических целях, но у моих родителей все было наоборот: они были так поглощены своими разногласиями, что политическая карьера становилась для них способом уладить проблемы в семье. Однажды я услышала, как отец в разговоре с приятелем сравнивал свои отношения с матерью с сюжетом персидского поэта-мистика XII века Аттара, который рассказывал о человеке, бесстрашно оседлавшем свирепого льва. Когда рассказчик последовал за этим храбрецом к нему домой, он с потрясением увидел, что жена держит его в страхе. Как можно не бояться свирепого зверя, но трусить перед собственной женой? Храбрец ответил: если бы у меня дома не происходило все то, что ты видишь, я никогда не оседлал бы льва.