Я так и сделала. Представила себя в другом месте, хотя до омлета дело не дошло – мне просто не хотелось думать о еде. Но у меня не получилось полностью перенестись в это другое место, как получалось, когда мать говорила или делала обидные вещи. Однако свое тело я покинула. С тех пор в течение многих десятилетий секс был для меня чем-то, чем я занималась, потому что так было «надо» и нельзя было отказать; он вызывал у меня только равнодушие, да и могло ли быть иначе, и я отшучивалась, чтобы сгладить серьезность произнесенных фраз, например, «пожалуйста, не делай мне больно». Даже после пережитых в детстве сексуальных домогательств я не чувствовала себя такой грязной и виноватой, как после секса с мужем. Решив выйти за Мехди, я солгала себе и отчасти предала свои идеалы, став именно такой женщиной, какой совсем не хотела становиться. К чему было теперь восхищаться Рудабе и Фаррохзад?
В первый визит к отцу после медового месяца я надела темные очки и отказалась их снимать, а потом долго носила их даже в помещении. Мне было очень стыдно. Этот стыд прошел лишь много лет спустя.
Глава 19. Супружеская жизнь
В сентябре, когда мы приехали в Норман, где я поступила на первый курс университета Оклахомы, а Мехди заканчивал факультет электронного машиностроения, меня ждало много сюрпризов. Мехди не потрудился объяснить мне некоторые вещи: например, что четыре года прожил с американкой, и все думали, что она его жена. Я всегда презирала мужчин, которые учились за границей, сожительствовали с американками и получали удовольствие не только от сексуальных отношений, но и от близости, которой у них просто быть не могло с лупоглазыми девственницами, на которых они потом женились. Однако они и не думали жениться на своих американских наложницах, потому что, выражаясь словами моей матери, «одно дело любовница, а другое – жена». Я никогда не считала себя той самой лупоглазой иранской девственницей, и мне от этого стало только хуже.
Первые сильные разногласия случились из-за денег. Мехди был одержим материальными ценностями и не верил, что у моего отца не было где-то припрятано огромное состояние, которое тот украл из общественной казны. Наконец папе пришлось предъявить отцу Мехди финансовый отчет, из которого следовало, что он не только не расхищал огромных сумм, но и с момента заключения в тюрьму жил на средства, которые одолжил у брата. «Генерал Мазхари извинился и даже прослезился после нашего с ним разговора», – писал отец в дневнике после этой беседы. Отчасти претензии моих новых родственников можно было понять. Мать согласилась частично оплачивать мои расходы на жизнь, но это ей не нравилось, и она никогда не присылала деньги вовремя, чем существенно усложнила мое существование.
Два раза в неделю, а то и чаще, Мехди играл в покер и иногда задерживался до утра. Он заставлял меня красить волосы в черный, каждую неделю ходить в парикмахерскую (женщина должна всегда прекрасно выглядеть), запретил курить и пить (от женщин не должно пахнуть табаком и спиртным). Сам он, естественно, делал и то, и другое. Однажды я разговаривала с подругой, и та налила мне бокал вина; я взяла его, а Мехди подошел, взял у меня из рук бокал и вылил вино в раковину. Он предупреждал, что ревнив, и вскоре я выяснила, что он не лгал. Никакого пистолета под подушкой у него, разумеется, не было, но, когда я пришла в библиотеку с однокурсником, он закатил скандал.
На фотографиях того периода я весело танцую с мужем; иссиня-черные волосы уложены в идеальную прическу. Кто эта женщина? Я будто создала для себя параллельную личность и с любопытством и недоумением наблюдала за ней со стороны. Странные привычки, что появились у меня вскоре после медового месяца, – например, носить темные очки в помещении, будто я была шпионкой, скрывающей свое истинное «я», а может, чувство вины, – вскоре стали частью моей личности. Я писала себе записки, они сохранились до сих пор: «Не уязвляй его гордость, постоянно споря с ним»; «если не соглашаешься, сперва скажи ему что-нибудь приятное и уже потом высказывай свое мнение»; «не насмехайся над его идеями и не ругайся с ним всякий раз, когда он уходит играть в покер». Идеальные советы, прямо как из журнала для образцовых домохозяек. Правда, я никогда сама себя не слушала.
Я терпеть не могла торчать в углу чьей-то гостиной в компании сплетничающих женщин, пока мужчины играли в покер до семи утра. Мне докучали идеи Мехди, мне казалась дурацкой его привычка ездить на машине с шофером в черных перчатках, и если он надеялся, что в нашей семье носить брюки будет только он, его ждало разочарование.