Все началось, когда известный репортер «Вашингтон Пост» Альфред Френдли опубликовал длинную статью об Иране и упомянул отцовское дело. «Вчера опубликовали перевод статьи Альфреда Френдли в „Вашингтон Пост“, – пишет отец летом 1966 года. – Статья интересная. Френдли восхваляет шаха и считает прогрессивными его проекты, но его прогнозы на будущее Ирана далеки от оптимизма. Он даже напуган… Беспокойство связано с двумя сферами: экономической ситуацией и вероятным кризисом и проблемами в системе правосудия. В связи с последним всплывает мое имя. Хотя на фоне общего объема написанного он упоминает обо мне очень кратко, это важное замечание». Френдли написал серию статей об Иране. Вот отрывок из статьи от 6 июля 1966 года:
Похоже на подставу
Самое громкое дело последних лет – 32-месячное тюремное заключение бывшего мэра Тегерана Ахмеда Нафиси, арестованного без постановления суда. Весьма уважаемого человека, фаворита шаха обвинили в коррупции в связи с рядом проектов городского строительства (справедливо обвинение или нет – тут мнения расходятся). Дело похоже на подставу, к которой причастны личные и политические враги Нафиси. Несколько недель назад прокурор ознакомился с 2000 страниц протоколов допроса и не нашел уличающих доказательств. Однако вместо того, чтобы освободить Нафиси, назначил новый допрос. Возможно, Нафиси придется провести в тюрьме еще несколько лет и все равно не дождаться суда.
Наш знакомый господин Амирани опубликовал перевод статьи Френдли в своей газете «Ханданиха». Ходили слухи, что тайная полиция запретила ее издавать, но Амирани пожаловался шаху, и тот, довольный похвальными отзывами редактора о своей программе реформ, снял мораторий на издание. В политических кругах статья произвела фурор. В культуре, основанной на слухах и инсинуациях, сам факт, что такую статью разрешили опубликовать, восприняли как признак возможных продвижений в отцовском деле. Отца навещали взволнованные друзья и благожелатели, и все предсказывали, что скоро его освободят. И хотя он по-прежнему был настроен пессимистично, чужие оптимистичные прогнозы на него повлияли. Впрочем, иногда он начинал паниковать. Что он будет делать? Куда отправится после тюрьмы? Всю жизнь он работал в правительстве, взбирался по одной служебной лестнице, потом по другой. А что теперь? Неужели, потеряв работу, он навек останется в долгу у моей матери?
Отца навестил его друг господин Джаханбани, приближенный премьер-министра Амира Аббаса Ховейды; он заявил, что «Амир Аббас» передает привет, и дал понять, что после окончания этого «недоразумения» в правительстве будут рады закрыть дело и снова пригласить отца на работу. «Если бы меня продержали в тюрьме всего десять дней или месяц, – пишет отец в дневнике, – если бы у них было на меня всего двадцать или тридцать страниц протокола, если бы более трехсот муниципальных сотрудников не арестовали и не допросили в Министерстве юстиции, если бы им не угрожали, а чьи-то имена не изваляли в грязи, если бы речь шла не о шестистах миллионах туманов, как утверждает правительство, – тогда предложение премьер-министра, возможно, имело бы смысл». Через месяц Джаханбани снова навестил отца и сказал, что шах наконец приказал Министерству юстиции следовать букве закона. Отца собирались освободить под залог, после чего он должен был предстать перед судом в присутствии защитников. Мать взволнованно сообщила, что слышала от свекрови шаха, будто шах велел премьер-министру свернуть расследование. Примерно в то же время Рахман вернулся из поездки в Исфахан и заявил, что общался с призраком моего деда и тот сказал, что этот тюремный срок благотворно повлияет на отца. Призрак деда также советовал папе уделять матери больше внимания.