О чем молчат выжившие

– Хотел, да зубы обломал. Он меня как пырнул в брюхо – думаю, все, конец. По земле поехал и схватился за что-то. Да как замахнусь!..

На палубе баркаса громовым раскатом расхохотался Григорий.

«Вот же брехло собачье!» – донеслось до Ясеня.

Он взял Лизу за руку и повел в сторону.

– Но это скучная история, такое у нас много раз бывало. Вот хочешь, расскажу лучше, как мы с братцами Кубанское море обойти решили, и что из этого вышло? Вот это уж точно две недели ада было…

– Лиза, ты куда подевалась?! – заорала Катя, глядя с обрыва.

Ясень досадливо качнул головой.

– Здеся! – крикнула в ответ Лиза.

– В дом иди, чего лазишь по кушерям!

– Ну, Ка-а-ать… – затянула Лиза с уже знакомыми нудными нотками.

– Ничего, – сказал Ясень и подмигнул. – Это она вредничает. А ты в другой раз приходи, я как раз историй навспоминаю.

– Лиза! – опять крикнули сверху.

– А когда приходить?

– Когда хочешь. А лучше – как стемнеет, и в хате спать лягут. До ветру выйдешь, и приходи, я тебя ждать буду. Только старшим не говори, заругают, небось.

И подмигнул. Лиза подмигнула в ответ, поскакала по лесенке наверх, не оборачиваясь, но широко улыбаясь. Ясень медленно поднялся следом. Катя встретила его неприветливым настороженным взглядом.

– А куда вам это мясо? – поинтересовался он, усаживаясь рядом. – Оно же фонит, небось, как печенка моего папаши, который в день Звезды в Кубань занырнул.

– На охоту. По ловушкам разложим, крови нальем. Но сейчас рано, нужно, чтоб стухло немного.

– Кого бить собрались?

– Да всяких. Осень скоро, вся нечисть к теплу потянется и к переправе – на запах людей и скотины.

– И кто охотиться будет, неужели опять бабье? Как ты вообще из этой дуры палишь? У тебя же не плечо, наверное, а сплошное синячьё!

– Не подходи к ней, – неожиданно сказала Катя.

– Чего? – удивился Ясень.

– Ты слышал. Даже не смотри в ту сторону, она уже просватана, весной заберут ее отсюда. Случится что – жених тебя за муди подвесит.

– Вот как даже? Это он, выходит, продукты вам возит, вон, даже мука есть – это ж надо, пшеницы нет почти, а мука у вас есть! И тряпье ей, бусы всякие. Кто ж этот жених?

Катя молчала, глядя с берега вниз, на искрящуюся в лучах речную воду.

– Сандро, – сказала она наконец.

– Есаул Сандро? – ошарашенно переспросил Ясень и присвистнул, и засмеялся. – Да он же почти старик! Теперь понятно, чего вы ее так бережете. Дорогой товар, штучный?

– Ага, а ты давай порасскажи, как и с кем нам здесь жить. Нашелся специалист по семейным делам. Не нравится – ты тут все равно никто, вали, откуда появился.

Ясень вскочил и навис над ней. Несколько мгновений Катя смотрела ему в потемневшие глаза.

– И чего? – спросила она.

Молча развернувшись, парень быстро пошел прочь.

* * *

Ночи стали холоднее, по поднявшейся в русле воде поплыли сухие листья. На равнине, в качающемся на ветру сухостое, виднелись последние отчаянные клочки пробившейся зеленой травы. Как всегда, по смене погоды дядя Григорий слег, мучаясь болью в давно отнятой ноге.

В доме Курдюковых, хоть название хаты и было давно лишь условностью, потому что жильцы ее носили разные фамилии, и ни один из них не был родственником сгинувшему пару лет назад последнему Курдюкову, стали плохо спать. Больной стонал во сне, от его сильного голоса казалось, что в такт начинают позвякивать стаканы и рюмки в шкафу. В темноте на дворе тявкала Малинка, успокоилась лишь перед самым рассветом.

От стука промаявшаяся всю ночь бессонницей Катя открыла глаза, поднялась с расстеленной на лавке постели. Приоткрыла дверь, выглянула.

– Катюша… – взволнованно бубнил стоявший на крыльце дед Андрей. – Поди сюда, помоги мне, а? Там малому худо, прикорнул, я все добудиться не могу…

Катя накинула куртку поверх халата, сунула ноги в обрезанные резиновые сапоги, поплелась за трясущимся от волнения дедом Андреем. Река под обрывом была накрыта туманной дымкой, призрачные белые клочья ползли вниз по течению, перехлестывали через край обрыва и таяли на траве. Вдали ритмично чирикала какая-то ночная птица.

– Петька! – позвал дед Андрей. – Ну чего ты, Петька! Говорил же, холодно уже, неча на дворе спать…

Мальчик неподвижно лежал в траве. Катя, как завороженная, подошла ближе, наклонилась и уставилась в белое, словно светящееся в сумерках лицо. Глаза были открыты и смотрели в небо, на виске чернела глубокая рана.

– Вишь, совсем малой сдурел, – сказал за спиной дед Андрей. – Ты его потолкай, може, у тебя получится…

Катя попятилась и, запнувшись, с коротким вскриком полетела на землю. Ладони увязли в чем-то липком. Оттолкнувшись ногами, девушка отпрянула и тут же крикнула снова. Рядом с ней, среди высокой пожухлой травы, лежала лисица Малинка со вспоротым брюхом.

* * *

На востоке загорелось тусклое утро. Дед Андрей сидел на завалине, подальше от всех. Если присмотреться, можно было заметить, как плечи его трясутся от сухого беззвучного плача. Закрывшись в доме, рыдала и выла Зоя Ивановна.

Найдя на берегу покойника, беглецов хватились не сразу, а только когда хмарь за окном окончательно посветлела.