О чем молчат выжившие

Я вышел на улицу. Метель усилилась. Ветер загнал людей по палаткам. Этого мне и надо. Я подошел к одной из палаток и привязал к ней черную ленточку.

После ужина Зайка легла спать, а я остался дежурить.

Во втором часу ночи раздались осторожные шаги. Мимо прошли четыре фигуры. Соловей вышел на охоту по мою грешную душу. Ну-ну. Один из идущих подсвечивал себе фонариком и время от времени направлял его на палатки.

Квартет лихих ребят остановился возле палатки, на которую я перевесил черную ленту.

– Это здесь, – раздался голос одного из бандюганов.

Соловей снял автомат с предохранителя, передернул затвор, встал в эффектную позу и крикнул:

– Умри, собака!

С этими словами он влетел в палатку. Его банда – следом за ним.

Через секунду ночной декабрьский воздух распорол звук выстрела из дробовика, следом загавкали автоматные стволы. Запахло порохом.

Через пару минут из палатки за ноги вытащили четыре бездыханных тела и бросили на снег.

В жилом секторе раздались крики. Кто-то куда-то бежал, звал врача, ночной патруль. Как-то разом загалдели бабы. Постоялый двор стал похож на растревоженный курятник.

Я вышел на улицу.

– Что там происходит? – спросил я, потягиваясь и позевывая, у стоявших неподалеку негоциантов, смоливших папироски.

– Соловей со своей братвой совсем оборзел. В палатку к егерям решил забраться. Наверно, что-нибудь спереть хотели. Да не тут-то было. Их в шесть стволов свинцом нашпиговали, что твоего рождественского гуся яблоками.

Свешников зябко поежился:

– И чего они у егерей забыли?

Я лишь с самым невинным видом поцокал языком:

– Какая нелепая смерть.

И пошел спать.

Борис Харькин ЛЮТЫЙ, ЯСТРЕБ И ПОКОЙНИК

Каждый раз их провожали как героев. А они и были героями. Ведь они – сталкеры. Последняя надежда нового мира.

Новый мир был до неприличия мал. Одна станция недостроенного метрополитена, использованного впоследствии в качестве бомбоубежища. Всего сто человек населения, тех, кому посчастливилось пережить катастрофу.

И трое героев-сталкеров, которые, рискуя собственными шкурами, должны выбираться на поверхность, чтобы эта сотня могла выжить.

Их провожали всей станцией. Ведь они могли и не вернуться. Их любили и даже больше – боготворили! Кто-то желал удачи, кто-то говорил напутственные слова, кто-то украдкой смахивал навернувшиеся на глаза слезы.

Они стояли перед гермоворотами – границей двух миров, один из которых был сущим адом.

Высокие, статные, широкоплечие парни. С грозными взглядами, увешанные грозным оружием. И даже прозвища у них были грозные: Ястреб, Лютый и Покойник.

– Ну, всё! – сказал Лютый. Через фильтр противогаза голос звучал глухо и слегка гнусаво. – Всё, люди. Когда гермоворота откроются, вам лучше отойти подальше. Сами понимаете – радиация и все такое.

– Или мутант какой-нибудь запрыгнет, – добавил Ястреб.

Жители станции понимающе закивали.

– Ну что ж, пора, – грустно молвил Покойник. – Если что, не поминайте лихом.

Ангелина – первая красавица в метро, подбежала к нему и чмокнула в щеку – прямо в резину противогаза.

Потом народ начал расходиться. Сталкеры уже собирались открыть гермоворота, и тут раздался крик:

– Дядя Миша, стой!

Лютый резко остановился.

Кричал двенадцатилетний пацан Олег, который всегда мечтал стать сталкером.

– Дядя Миша, ты же фильтр плохо закрепил!

И точно – край гофрированного шланга, примотанного изолентой к фильтрующей коробке, слегка отклеился. Что ж поделать, экипировка у сталкеров была далеко не новой.

– Ох. И правда! Спасибо тебе, Олежек! Ты ж мне, считай, жизнь спас! – Лютый похлопал пацана по спине.

От похвалы в глазах Олега загорелся огонь гордости.

– Когда-нибудь я тоже стану сталкером!

– Сначала подрасти, – ответил Лютый, плотно подгоняя отклеившийся шланг. – Сталкер, знаешь ли, опасная профессия.

И вот они на поверхности.

– Гребаная клоунада! – проворчал Лютый, срывая противогаз и отшвыривая его в сторону. – Дышать же вообще невозможно! Уж лучше презерватив себе на башку напялить!

Следом за противогазом полетел «калаш», потом рюкзак, а затем и сапоги. Лютый разделся до трусов и развалился на изумрудной травке, нежась под лучами июньского солнышка. Его друзья уже укладывались рядом.

– Ну, кто в супермаркет? – спросил Ястреб.

– Как – кто? Ясен пень – Покойник! – отозвался Лютый.

– Э! Я в прошлый раз ходил! И в позапрошлый. И в…

– И всегда будешь ходить, – перебил Лютый. – Потому как самый молодой!

Покойник, ворча, поднялся и заковылял в сторону огромного трехэтажного здания.

– Больно разговорчивый стал, – заметил Ястреб. – И к Ангелине клеится.

– Ничего, – отозвался Лютый. – У меня на этот счет есть кое-какой план…

Покойник вернулся минут через двадцать. Из рюкзака он выложил на травку две бутылки водки, большой пакет с чипсами, мешочек сухарей и три банки рыбных консервов: кильку, шпроты и сайру.

– Эх, жаль, икра закончилась, – шмыгнул носом Ястреб.

– Ты ж всю и сожрал, – отозвался Покойник. – Зато водки и коньяка там еще полно.

Он сноровисто расплескал водку по пластиковым стаканчикам, прихваченным из того же супермаркета.

Выпили. Закусили.

– Хорошо сидим! – крякнул Лютый.