О чем молчат выжившие

– Вот так-то лучше, – ухмыльнулся Алексей Семенович. – Про должок не забыл, пернатый?

Стриж засунул руку в карман своего бушлата, вынул три патрона и протянул вымогателю.

Тот забрал маслинки, хлопнул парня по плечу:

– Со следующего месяца плата повышается. Четыре патрона с тебя. Инфляция, брат, трудные времена настали. Индекс Доу-Джонса на Нью-Йоркской бирже упал ниже плинтуса. Про курс евро я вообще молчу. Должен понимать сложность ситуации.

Парень скроил подобие улыбки и молча кивнул.

Да, день у пацана явно не задался. Теперь придется платить на один патрон в месяц больше. Натуральный грабеж! Можно подумать, что без этой гопоты не прожить. Но и отказываться опасно. Не повезло пацанчику родиться в сложный исторический период, когда автомат стал орудием труда и средством производства.

– За спиной у меня никого нет, заступиться некому, – словно извиняясь, шепотом пояснил мне парень. – Вон Шило, мелкий челнок, два месяца назад отказался платить. Так через неделю его труп в лесу обнаружили. Здесь у кого калибр больше, тот и прав. Дикий Запад отдыхает.

Бандюган тем временем заглянул под полог фургона и увидел Зайку.

– Мадмуазель, какая встреча! – дурашливо раскланялся бандит. – Разрешите представиться. Алексей Семенович Соловьев. В определенных кругах известен как Леха Соловей. Богат, щедр, чертовски красив. Предлагаю вам перейти в мою карету, где мы сможем познакомиться ближе в более неформальной обстановке…

– Мечтать не вредно, – усмехнулась Зайка. – Даже не пытайся эту тему раскачивать.

– Пупсик, мне еще никто не отказывал.

– Все когда-нибудь бывает в первый раз, – ответила девушка.

Соловей потянулся к Зайке, намереваясь силой вытащить ее из фургона.

– Уважаемый, – тронул я за рукав бандюгана, – не будете ли вы так любезны отойти от моей жены?

– Я Леха Соловей! – зашипел тот.

– Поздравляю. А теперь отойдите от моей жены.

Бандит окинул меня взглядом, бросил:

– Ты – покойник.

– И вам приятного пути, – улыбнулся я.

Ну, вот. И без того проблем – вагон и маленькая тележка, разгребать не успеваешь. А тут еще птичка певчая объявилась. Удружил Быков, нечего сказать!

– В дороге на виду у всех они ничего сделать не посмеют, – шепнул мне Стриж. – А вот на постоялом дворе ночью с этими уродами ухо лучше держать востро.

Я молча кивнул: информация принята к сведению.

– Отправляемся, отправляемся! – закричал Свешников.

Рикши напряглись, заскрипели полозья, и сани медленно выехали на главную трассу.

Дорога за городом была разбита, но снег за последние дни ее припорошил, поэтому сани скользили легко. По обеим сторонам тянулся лес, впрочем, за последние годы основательно вырубленный. Иваново-Вознесенск и окрестные села нуждались в топливе, поэтому артели лесорубов ежедневно отправлялись на заготовку дров.

Один раз нам по пути попалась странная процессия. Четыре человека с автоматами и в костюмах химзащиты шли за тележкой. Еще один, погонщик, сидел на ней и лениво щелкал кнутом, подгоняя одетых в лохмотья дикарей. На тележке лежали какие-то мешки, баулы и кто-то со связанными руками.

– Зомби-хантеры из рейда возвращаются, – пояснил мне Стриж.

Часа через три поднялась метель. Ветер дул все сильнее.

– Не попадем сегодня в Тейково, – с сожалением покачал головой Свешников. Оно и понятно: для купчины время – деньги. – Будем останавливаться на постоялом дворе.

Рикши, тянувшие сани в непроглядной метели, повеселели и зашагали быстрее.

Как оказалось, в паре километров от поворота на Владимир располагался постоялый двор «Рублевские зори». Территория была огорожена железобетонным забором. В щитовых домиках располагались столовая и номера люкс. Остальные могли снять себе места в палатках.

«Рублевские зори» не понравилась мне решительно и сразу.

Сразу за блокпостом высилось некое хлипкое сооружение из мешков с песком – ткни, и развалится. К одному из мешков проволокой был прикреплен кусок картона, на котором кто-то вывел крупными корявыми буквами: «ТОМОЖНЯ».

Протиснувшись между мешками, мы оказались в предбаннике, где увидели и самого «томоженника» – сидевшего за школьной партой заросшего щетиной мужика в драном бушлате. На коленях у него лежал обрез, в девичестве бывший охотничьим ружьем ИЖ-17, которое до сих пор популярно как среди охотников, так и среди обычных жителей сельских общин.

– С вас по пять патронов за вход, – озвучил таксу мужик.

Я молча отсчитал десять патронов и положил их на парту. Таможенник проворно сгреб маслины грязной пятерней, засунул их в карман своего замызганного бушлата и сразу же потерял к нам всякий интерес.

На постоялом дворе копошились местные жители, занятые своими повседневными делами.

– Хорошо, что нам здесь предстоит находиться всего одну ночь. Меня от всего этого сейчас наизнанку вывернет. Срочно снимаем палатку и сидим безвылазно, дожидаясь окончания метели, – сказала Зайка.

Рядом крутился кто-то из подручных Соловья.

– Дорогая, с тобой вдвоем я готов безвылазно сидеть в палатке хоть месяц, хоть год, – растянул я губы в улыбке и приобнял Зайку. – Вкусный ужин, супружеские обязанности, все такое.

Еле слышно прошептал ей: