О чем молчат выжившие

Жизнь начинается лишь на проспекте Строителей. Народ там, в основном, кучкуется в районе Дома моды, у эмчеэсников – на территории бывшего института противопожарной службы МЧС. Не знаю, как у других, в Иванове, зачем-то переименованном после Катастрофы в Иваново-Вознесенск, так сложилось, что выжившие потянулись к университетским корпусам. Универ, Химтех, МЧС – теперь это названия самых крупных общин, где еще теплятся очаги цивилизации, и горстка бедолаг цепляется за свою жизнь.

Есть, конечно, и те, кто предпочитает спасать свои филейные части самостоятельно. Например, мусорщики, которые живут небольшими племенами в заброшенных домах. Эти экземпляры относительно безобидны, если не залезать на их территорию.

И вот весь этот человеческий муравейник война и радиация загнали в полуподвальные этажи и подвалы зданий. Сидит народ, ждет наступления лучшей жизни.

А я так не могу, все в сталкерах обретаюсь. Меня по этому поводу не далее как третьего дня мой давний дружок Леха Бык пытался вразумить. Дело было в кабаке. Уговорили мы с ним по паре кружек первача, после чего Ляксейка, раскрасневшийся от выпитого, что твоя баба на январском морозе, снова завел свою шарманку:

– Багор, хватит тебе в казаки-разбойники играть. Пора уже солидным делом заняться. Не успеешь оглянуться, а молодость уже прошла. Тю-тю. Только ручкой помахала. А что у тебя в профите? Койка в казарме, пайка в местной столовке? Так и собираешься до седых волос с автоматом наперевес бегать? И дежурства постоянно. Через день – на ремень. Это разве жизнь? А у меня заработок, стабильность и уважение. Купеческое сословие во все времена в почете было. Ушел я из сталкеров – и ни одного дня об этом не жалел. А у тебя все романтический зуд в интересном месте играет. Вот и ковыряйся в грязи, грозный истребитель мутантов.

Я и ковыряюсь. Еще как ковыряюсь. И в грязи, и в дерьме, и в чем только еще не приходится ковыряться. Служу в дружине, приписанной к общине «Университет», Универ по-простому.

Но это было третьего дня. А вчера Алексей Быков, средней руки негоциант, прохиндей, морда купеческая, мироед (нужное подчеркнуть) подкатил ко мне с просьбой: надо сопроводить одну мамзельку с игривым именем Зайка. Если верить его рассказам, была эта Зайка офигенным художником. Писала акварелью и маслом. И пригласил ее в поселок Нерль, что в шести десятках километров от Иваново-Вознесенска, кто-то из местных начальничков. Типа, захотелось ему запечатлеть себя любимого в окружении всех своих пяти жен. Экий затейник! У богатеев эпохи раннего постапокалипсиса фишка теперь такая – себя и своих родственников запечатлевать на полотнах.

Я и согласился.

Утром Леха Бык нарисовался в моей берлоге.

– Сейчас за рынком на Станционной купцы собираются. Нам туда. Можно купить два пассажирских места, а можно только одно. А оплатить его охранными услугами, – посвящал меня по дороге в тонкости пассажирских междугородних перевозок господин Быков.

Выйдя из общины, мы прибились к группе местных негоциантов, тоже направляющихся на Станционную. Там, выражаясь довоенным языком, находилась свободная экономическая зона.

Большинство челноков несли свой товар в рюкзаках – респираторы, батарейки, книги, фонарики, лекарства (в основном, просроченные), тушенку, сушеные грибы, ножи и прочее, в чем нуждается кучка людей, по какой-то неведомой причине еще не ушедшая после Катастрофы в мир иной.

Были торговцы и побогаче – и одеты хорошо, и обувь на ногах новая, крепкая. В основном, высокие, почти до колен, армейские ботинки на толстой подошве. Товар за них на своих повозках везли рикши – сформировавшаяся каста перевозчиков. Есть в городе и велорикши, но это уж для самых богатеньких. Мы же не гордые, и пешочком пройдемся. Тем более, и недалеко: от Тимирязева до пересечения с проспектом Ленина всего каких-то метров семьсот будет. Вычислено экспериментально-опытным путем в бесконечных дневных патрулях. А там только дорогу перейти – вот тебе и рынок.

Мы с Лехой неторопливо бредем прямо по проезжей части, осторожно маневрируя на толстой наледи, образовавшейся на дороге за последние дни. Вдоль улицы выстроились автомобили – припаркованные и забытые, заваленные осенней листвой и припорошенные снегом.

На проспекте Ленина, на бывшей автобусной остановке, кучкуется группа подростков. Передают по кругу косячок, о чем-то разговаривают, смеются, выдыхают дым в декабрьский морозный воздух. Парень в очках с толстенными линзами и толстовке лениво бросает на нас взгляд.

Наркоманам необходимо, чтобы в кошельке постоянно звенели пиастры. Но даже их разжиженный мозг понимает, что с группой взрослых людей, большинство из которых вооружены, лучше не связываться. Жертвами этих шаловливых ребятишек, как правило, становятся одинокие челноки.

К забитой досками двери бывшего магазина женской одежды привалился какой-то забулдыга. У этого свой праздник.