Карась вздрогнул. В кустах что-то крупное с треском ломанулось наутек, будто испугалось бесшумно подкравшейся женщины.
– Неспокойно здесь, да? – пробормотал Карась. – Собаки?
– А похоже разве? Нет, это совсем не собака.
Впрочем, забор обрисовывал ситуацию понятней всяких слов. Маша пожала плечами и зашагала к калитке.
Увидев дворик, Карась аж присвистнул от изумления. Как в старые добрые времена. Дорожка из круглых плиток, по краям – цветочки. Аккуратно подрезанные кусты, усеянные темными ягодами. В конце дорожки стояла деревянная лавочка, рядом дымила сложенная из кирпича печь, на таких когда-то жарили мясо для пикника. Из-за угла дома виднелся затянутый потрепанным целлофаном парник.
Дверь дома, прикрытая занавеской из блестящих бус, стояла нараспашку. Проходя мимо крыльца, Карась заглянул внутрь, изумленно прислушался. Сначала показалось, где-то играет магнитола. Но электричества в доме не было. Да и звук получался странный. Тихий девичий голос старательно выводил колыбельную.
– Аринка, едрить твою! – закричала Маша от печки. – Я кому присмотреть сказала!
Песня оборвалась на полуслове. Тот же голос сказал что-то, слов не разобрать, но интонации, будто кого-то утешают. Карась хмыкнул – это уже было интересно. Маша досадливо вздохнула, скинула ружье с плеча и прислонила к забрызганным жиром кирпичам. Вытащила из закопченного зева печи какие-то потемневшие клубни на шампурах.
На крыльце тем временем появилась та самая Аринка. Куда моложе Маши, в длинном шерстяном платье, лохматая, закутанная в вязаное покрывало.
– Доброго дня, – сказал ей Карась и ткнул Ваську локтем в бок.
Васька ойкнул, кивнул в качестве приветствия. Арина посмотрела на них без всякого интереса.
– Раз тебе надо, ты и следи, – спокойно ответила она в сторону печи. – Нашлась тут командирша.
Еще раз взглянула на гостей, развернулась и скрылась в глубине дома. Зацокали нитки бус. Скрипнула дверь, снова зазвучала колыбельная песенка, на этот раз еще тише.
Женщины были чем-то неуловимо похожи.
– Красиво у вас, – сказал Карась.
Он скинул рюкзак на землю, размял уставшие плечи.
– Да куда уж там… – ответила Маша. – Деревья все порубили, давно еще. То погань в них какая-то заведется, а то дров нет… И дом развалится скоро.
Васёк плюхнулся на дорожку, начисто проигнорировав стоящую неподалеку лавочку. Подумав, Карась присел рядом с ним, на крыльце.
– Не понимаете вы, – с улыбкой сказал он. – Вокруг одна грязь и гадость осталась, а у вас тут, как в эдеме. Чистая красота, сплошной восторг! Я клумбы последний раз видел как раз двадцать лет назад, и то – все в плевках и окурках.
– А как же Марьянская? Там есть, сама видела.
«Агась, не совсем дикари», – смекнул для себя Карась.
– В Марьянской оно по-другому. Все на виду, все общее. А чтобы для себя красоту устроить, другой склад души нужен. Я сколько лет уже маюсь. Вроде жил бы и жил, только не хватает кое-чего. Эстетических впечатлений, так сказать. А что дом разваливается – конечно, сложно без мужиков в хозяйстве. Я вот, знаете…
– А что со станицей-то? – вставила Маша, перебив Карасю разгорающийся хозяйственный зуд. – Я там давненько не была. И чтоб оттуда совались вверх по реке, не припомню, – говорила она, шустро нанизывая на шампуры что-то круглое, отдаленно напоминающее мелкие кабачки. – Случилось что-то? Или тут тоже впечатлений не хватает на голову?
Карась только руками развел.
– А если и так? Настоящие впечатления в наше время – товар дефицитный. Частоколов понастроили да засели там, где твари мутировавшие башку не отгрызут. Как что надо – бегом бегут, хвать! и опять за забор. Или под землю. Бункеры эти – как братские могилы. Двадцать лет прошло! Может, самое время подумать, как дальше жить? Искать, контакты налаживать. Вместе-то оно веселее. А подспорье какое, когда знаешь, что вокруг люди есть, а не гадины всякие, мерзкие и зловредные!
Он внимательно наблюдал за хлопочущей у печи Машей, а потому успел заметить странное выражение на ее лице. Брови поднялись, губы растянулись. Всего на мгновение. Гримаса не походила на улыбку.
– А люди, значит, всегда во благо?
– Это вы, Мария, точно подметили, – усмехнулся Карась. – Чаще – во вред, и с этим не поспоришь. Но так было всегда, и в старые времена мы умели как-то находить компромиссы в большинстве ситуаций.
– Донаходились, – ответила Маша.
– И опять мне нечем крыть. Но, любезная Мария, история нужна для того, чтобы на ней учиться. Вы мира не видели, а мне нынешняя ситуация подозрительно напоминает древние времена. Вот про феодальную раздробленность вы, к примеру, что-то помните?
– Сейчас скажете, что время идет по кругу?
Васёк давно потерял нить разговора. А Карась знай себе разглагольствовал, обрадованный тем, что теперь его хоть кто-то понимает. Маша сначала хмурилась, потом лицо разгладилось. С интересом послушала и про станицу, и про самоотверженность Карася, пустившегося в долгую дорогу к еще неизвестным поселениям выживших. На Ваську Карась только раз рукой махнул – вот, мол, человек хоть и простой, но верный. И не из трусливых. В долгой дороге без спутника быстро пропадешь.