О чём молчит Ласточка

— А ты не преувеличиваешь? — спросил Володя для проформы. Манерный и яркий, Юра притягивал к себе взгляды, хотел он того или нет. И Володя ещё до его приезда понимал, что вниманием он будет обеспечен.

Юра отрицательно помотал головой. Володя постарался его успокоить:

— На один презрительный взгляд придётся сто равнодушных. Просто равнодушные ты не замечаешь, а злые — помнишь. Но ведь в процентном соотношении их настолько мало, что, можно сказать, и нет вовсе. Они существуют только в твоём воображении. Не обращай внимания. Тем более это всего лишь взгляды.

— Как видишь, сегодня были не только взгляды… Но, чёрт подери, почему? У меня что, на лбу написано, какой я?

Юра требовал от него именно того ответа, который Володя особенно не хотел давать. Но молчание — не выход.

— Ты одеваешься слишком ярко в сравнении с местными, — осторожно начал он. — Вот посмотри вокруг, у кого ещё ты видел, например, голубой шарф? Или вообще хоть что-то выделяющееся?

Как Володя и ожидал, Юра вспылил:

— И что ты мне прикажешь? Снять шарф и светить всем твоими засосами? — произнёс он сдавленным шёпотом. Обнажил шею, демонстрируя новое красное пятно возле уха.

— Блин, за это прости, — сказал Володя, с досадой подумав, что обзавёлся плохой привычкой, сам того не замечая, оставлять засосы. — Но в остальном-то почему ты злишься на меня? В чём я виноват? Просто не носи на людях хотя бы серёжку.

— Тебе она тоже не нравится? — тихо, почти жалобно спросил Юра. Он потянулся к уху, стал крутить пальцами золотистый гвоздик.

— Она мне очень нравится, Юр. Мне нравится в тебе всё. Но одно дело — я, а совсем другое… — он проглотил едва не сорвавшееся с языка оскорбление, — остальные.

— Варварская страна! — воскликнул Юра так громко, что посетители за соседним столиком обернулись на них.

— Полегче, — попросил Володя. — Это же всё-таки твоя родина.

— И что мне толку от этой родины? — спросил Юра уже тише. — В Германии мне хотя бы не противно быть собой! Там мне даже в голову не приходит, что я какой-то не такой. Мне ведь немного надо: просто не встречать осуждения, когда иду куда-то. Я ведь не целуюсь с тобой, не тискаюсь на людях, а просто иду один!

— Рано или поздно и на нашей улице будет гей-парад, — примирительно улыбнулся Володя. — Правда, не думаю, что от него будет толк, скорее одно раздражение.

— Или унижение, — согласился Юра, — заведут в какой-нибудь загон как овец и окружат ментами. — Он вздохнул, посмотрел в окно и добавил: — Хотя от любого парада в любом случае толк будет.

— И какой? Возненавидят ещё больше? Люди приходят в форменный ужас от одних только фотографий с гей-парадов.

— А что думаешь ты? — спросил Юра, уставившись Володе в глаза.

Тот даже растерялся.

— Я… не знаю. Мне непонятен смысл такой показухи.

— А я уважаю открытых геев и восхищаюсь ими. Этим людям хватило сил научиться принимать себя такими, какие они есть. А их открытость нужна не только им, но и тем, кому пока не хватает сил и смелости принять себя. — Юра протянул руку к Володе, будто собираясь коснуться его пальцев, но тут же одёрнул себя. Задержался взглядом на его лице и продолжил: — Вот, например, ты. Внешне ничем не отличаешься от гетеро, тебя не видно, а их — видно. Благодаря этой, как ты говоришь, показухе другие геи, особенно подростки, видят, что они не одни. Вспомни себя в юности и представь, насколько проще было бы, окажись ты в свои девятнадцать среди таких сильных и смелых людей. Ты бы легче принял себя.

— В свои девятнадцать я жил в СССР, — вздохнул Володя. — Ну ничего, рано или поздно и эта страна станет свободнее.

— Скорее поздно, чем рано. Гомофобия здесь таких масштабов, что кажется, будто это политика государства, — хмыкнул Юра. — Вернее, не кажется — я даже уверен в этом.

— Ну, не преувеличивай. — Володя улыбнулся.

— Я за одну только прошедшую неделю раз двадцать слышал осуждение в отношении геев по телевизору. И ведь это не просто говорится, а внушается людям и прямо, и косвенно. Через кино или случайные высказывания лидеров общественного мнения. В лучшем случае это звучит так: «Есть мы — нормальные, а есть ненормальные — они…»

— И что ты предлагаешь делать? — хмыкнул Володя. — Пройти парадом по всем крупным городам? И что дальше, думаешь, отношение к нам сразу изменится в лучшую сторону?

— Демонстрировать альтернативный взгляд. — Юра пожал плечами. — Признать, что гомофобия есть, и говорить о ней. Признать, что таких, как мы, много. Что мы нормальные, что, как и остальные, мы также полезны для общества. А то, что нас много, могут показать только парады.

— Ну, Украина уже делает шаги в эту сторону, — Володя постарался его успокоить. — Например, есть отдельный вид фильмов и литературы про…

Юра его перебил:

— Сам факт того, что кто-то выделяет это в отдельный вид, — уже гомофобия.

Слушая Юру, Володя не мог избавиться от ощущения, что его голосом говорит Йонас. Володя вздохнул и привёл последний аргумент:

— Помнишь, что было в твоей любимой Германии ещё пятьдесят лет назад? Тогда таких, как мы, наказывали не грубым словом, а сам знаешь как — мы же с тобой были в Дахау, видели.