— Да сегодня утром. Когда ты в кабинет к нему вошел.
— Не видал! — Демьян Фомич отрицательно покрутил головой, откладывая в сторону ложку, которой ел яичницу.
— И как сучил кулачищами у моего носа, тоже не видал?
— Это видал.
— А перед тем как сучить, он же вдарил… опосля уж руками замахал. Не войди ты — быть бы мне в кровь избиту.
— Если ты ему насолил чем-нито — он мог… Человек горячий, — согласился Демьян Фомич. — Но, Аникей Панфилыч, дорогой ты мой, не видал я, чтоб он тебя вдарил! — поняв, куда клонит Травушкин, решительно заявил счетовод.
— И как я рот ладошкой утирал, тоже ты не заметил?
— Это заметил.
— Зачем бы мне утираться, если бы не вдарил Митрий Ульяныч?
— С одной стороны, оно конечно, — неопределенно сказал Тугоухов. — С другой, я же тут ни при чем, любезный ты мой Аникей Панфилыч.
Однако после пятой стопки Демьян Фомич вспомнил и свои кое-какие обиды на председателя… и согласился подтвердить, что Свиридов оскорбил колхозника Травушкина «действием».
Травушкин вынул из стола заготовленное заявление районному прокурору и дал подписать Тугоухову как свидетелю. А на другой день утром Аникей Панфилович был уже в Александровке.
Прокурор возмутился. Со всяким доводилось ему сталкиваться, но чтобы ответственный работник бил кого-либо… нет, подобного не встречалось.
— Он что… спьяну? — сердито спросил прокурор.
— Насчет того не скажу, — негромко ответил Травушкин, понуро глядя в пол и медленно теребя короткими пальцами козырек своего картуза.
Прокурор снова просмотрел жалобу.
— Разберемся, — сказал он и, когда Травушкин ушел, тотчас направился к секретарю райкома партии.
Демин оставил жалобу у себя.
— Поговорю сам со Свиридовым. Это, брат, чертовщина какая-то.
Оставшись один, Демин вспомнил недавний разговор со старым кузнецом Половневым. Не зря, стало быть, говорил старик, что председатель горяч. Возможно, Свиридов давно на руку несдержан. Сколько же надо прожить в районе, чтобы узнать как следует хотя бы одного председателя колхоза! Три года Демин работает здесь, причем он не из кабинетных деятелей, его «эмка» исколесила район вдоль и поперек, — а может он угадать, чем завтра «порадует» тот или иной председатель, если один из лучших (Свиридов давно нравился Демину и в его глазах был действительно одним из лучших) отмочил такую штуку? «От бескультурья. Некоторые газет даже не читают: некогда, видишь ли, им! А о книгах и говорить нечего».
Демин склонен был многие промахи в поведении работников объяснять прежде всего недостаточной грамотностью и слабостью культуры. Но культура — дело сложное, ни в месяц, ни в год ее на наживешь, он отлично понимал это. Вздохнув с сокрушением, снова стал перечитывать жалобу Травушкина.
«Не войди товарищ Тугоухов, быть бы мене вкров избиту и товарищ Тугоухов подприсякой может показать как Свиридов вдарил мене прямо по сусалам».
Демин усмехнулся: «подприсякой», «по сусалам»! Впрочем, это же рядовой, к тому же пожилой колхозник, чего с него требовать! А вот Свиридов… До рукоприкладства докатился! Немедля надо ехать в Даниловку. «Я тебе покажу, как стариков бить!» И тотчас же передумал. Не к лицу первому секретарю ехать к провинившемуся коммунисту, пускай-ка он сам сюда приедет.
Свиридов не мог догадаться, зачем его вызывают в райком; девушка, которая разговаривала с ним по телефону, тоже ничего не знала. Позвать к телефону самого Демина не осмелился и, хотя всяких дел было у него по горло, сел на велосипед и покатил в Александровку.
Солнечно, тепло. Ехать по пешеходной узкой тропинке, вьющейся сбоку грейдера, — сплошное удовольствие. Тихий ветерок обвевает лицо. Серая, выцветшая до белизны рубашка, заправленная в брюки, пузырем вздувается на спине.
Невзирая на то что его вызвали «срочно», он ехал тихо. Придерживая руль одной рукой, окидывал глазами окрестность. Бескрайние поля, то темные, то зеленые, вдали в голубой дымке — села, сады; справа — Князев лес, покрытый нежной зеленой листвой. Вот потянулись загоны своего колхоза — широкие и длинные. На них коричневые малюсенькие ростки всходивших яровых, посеянных в конце апреля.
В этом году, как никогда, удалось вовремя посеять. Чувство глубокого удовлетворения и гордости за колхоз, за самого себя охватило Свиридова. Он понимал, что успехами в севе обязан главным образом трактористам. Однако считал, что и председатель тоже много значит. Подготовить лошадей, сбрую, инвентарь, семена, сеялки, толково распределить рабочую силу, обеспечить подвозку горючего, воды к тракторам, организовать питание в поле… На все требуется не только время, но и голова, способная любую пустяковину обдумать, не упустить. Вон у соседей председатель шляповат — они и зашились.