— С лугами, лесом и оврагами тысяча пятьсот шестьдесят три га, а пахотной девятьсот восемьдесят семь, — быстро ответил Свиридов, так как цифры эти крепко сидели в его голове и он мог сказать их безошибочно даже спросонья.
— В старину — крупное помещичье хозяйство! — Демин поднял кверху указательный палец. — А помещики сами с высшим образованием были да агрономов содержали. У нас же агрономов на все колхозы пока не хватает. Между тем управлять советским крупным хозяйством ничуть не легче, нежели помещику, а то и потрудней. У помещика почти все держалось на ручном труде да на тягле. А у нас с тобой машины. Их знать надо. С агрономией ты тоже должен быть знаком. Ты вот сказал, что насчет пара посоветуешься с агрономом… посоветоваться неплохо… но лучше бы такие вещи самому знать, дорогой мой Дмитрий Ульянович! Или возьми людей. Руководить ими сложно. Надо политику партии знать, а политику партии не поймешь во всей глубине, если незнаком с произведениями Ленина, Маркса, Энгельса… Ведь в наше время людей грубостью и криком не возьмешь… Надо уметь разъяснить им задачи, организовать…
Свиридов не со всем, что говорил Демин, соглашался. Упоминание о помещиках даже покоробило его. Образованные они были — верно. Но какой в том прок? Хозяйство-то вели плохо, урожаи собирали низкие, гораздо ниже колхозных. Свиридов хорошо помнил барина Шевлягина, его поля с жидкими овсами, чахлой рожью… Да и жил барин в Петербурге. «Смели мы их — и все! Незачем и вспоминать, а не то что тянуться за ними. Мы и без образования не хуже их дело ведем! А ведь Алексан Егорыч намекает, чтоб и я вроде бы высшее образование имел… О каком же теперь образовании толковать, если я уж полвека прожил. Хватит с меня и того, что сыну дал высшее образование!»
Так Свиридов думал про себя, но возразить секретарю не посмел. Демин в Москве учился, марксизм изучал. Куда уж спорить с ним простому, не очень грамотному человеку! Однако с тем, что в деревне чуть ли не главный наш враг темнота и невежество, Свиридов не мог не согласиться. Кивнув, он даже поддакнул:
— Это верно, Алексан Егорыч, сознаю. С темнотой прямо беда! У нас в колхозе есть даже такие — библией головы людям морочат!
— Вот видишь! — улыбнулся Демин, — А чтобы библию опровергнуть, знания нужны.
— Знающие у нас имеются по этой части. Например, Лаврен Евстратыч Плугов. Вдоль и поперек библию эту постиг. Он даже попа забивал когда-то… диспуты у нас, помню, были… И Бубнов Глеб Иваныч тоже…
— Плугов, Бубнов! А ты? Надо тебе и самому на уровне быть! Наверно, и не читал библию-то.
Но тут душа Свиридова не вынесла.
— Да на лешака она мне сдалась, чтобы я ее читал, Алексан Егорыч! Я понимаю — книжки по агрономии или там по политике… а зачем же мне священное писание?
— А затем, чтобы опровергать. Свиридов досадливо махнул рукой:
— Не-е! Не согласен, Алексан Егорыч! Не стану я ее читать. Опровергатели и без меня найдутся! Где же мне время-то взять? Я видал, какая она… вот этакая книжища! — Свиридов показал, какой примерно толщины библия. — На пять годов хватит одной библией заниматься.
— Пожалуй, верно, библию тебе знать не обязательно, — согласился Демин. — Но вообще-то читать нужно, и как можно больше — и политические книги, и агрономические, и художественные. В практике ты человек знающий, более или менее подкованный, а вот насчет культурки того! Поэтому и прибегаешь не к тем аргументам, к каким следовало бы. Свиридов смиренно кивнул (хотя слова «аргументам» не понял):
— Случается, ошибаемся, Алексан Егорыч, не без того! — Он виновато развел руками, полагая, что на этом «мораль» и закончится. — Вы уж поправляйте нас. Мы всегда готовы по партийной линии… И я постараюсь… Будьте уверены, сил своих не пощажу!
— Насчет твоего старания осведомлен, — суховато проговорил Демин. — Затем и вызвал!
«Вот оно! А я думал, уже все! О чем же такое?»
— Слушаюсь, — сказал Свиридов, и лицо его приняло выражение холодной замкнутости и напряженного внимания.
— Мне интересно вот что знать, Дмитрий Ульянович: в роду твоем никто в жандармах не служил?
«Травушкин наябедничал, наверно», — подумал Свиридов.
— Клевета, Алексан Егорыч, — решительно заявил он, сразу повеселев. — Жандармов в нашем роду никогда не было!
Глаза Демина блеснули вдруг как-то нехорошо, недружелюбно. Но тем же спокойным голосом он сказал:
— Странно! Откуда же у тебя такие замашки? Например, колхозников бить «по сусалам». Это, дорогой мой, уже не невежество, а форменная дикость… варварство! Да, да! Варварство! В наше время бить людей! Мордобой — при социализме! Да такими делами и Шевлягин, наверно, не занимался!
— Да вы что, Алексан Егорыч? Всерьез? — Свиридов побледнел даже. — Да я за всю жизнь пальцем никого не тронул! Скотину обидеть не могу, не то что человека. Накричать, верно… такое за мной водится… характером я балмошный… Не скрою — иной раз и вдарить готов… однако сдерживаюсь.
— Может, на людях только сдерживаешься?
Свиридов энергично закрутил головой:
— Не, не! Честно говорю, Алексан Егорыч. Нигде, никогда…