О чем они мечтали

— Был у меня года два назад, перед вступлением в партию. Одет чисто, в желтых ботиночках, надушенный… Живет, стало быть, в достатке. А что он такое из себя — кто его знает. На взгляд не особенно понравился, да с первого взгляду много ли увидишь?

Пелагея Афанасьевна все время прислушивалась, о чем разговаривали мужики, тем более что место у нее выдалось такое — и погутарить не с кем. Слева — муж, справа — сын. Услышав, что речь зашла об Андрее Травушкине, она навострила уши.

— И совсем напрасно ты так говоришь, Панфилыч, — решительно встревая в разговор, недовольным голосом заметила она. — Почему ж это не понравился тебе Андрюша? Насчет достатку правильно… Ну он и парень хоть куда! Правда, ростику незавидного, да это уж по природе. Ростом-то и ты не больно взял. Так не в росте же дело. Велик Иван, да дурак. Андрюша же человек с понятием, ученый… не нам, лаптям, чета. И я простофиле своему говорю, — она кивнула на мужа, — лучшего жениха Галке нашей и не придумаешь! А он уперся как бык — и ни в какую! Что из того, ежели когда-то мы с Аникей Панфилычем в ссоре были…

— Ну что ты понимаешь! — сердито перебил ее Петр Филиппович. — Заталдычила! Ссора, ссора… И совсем не ссора. Никанор Панфилыч брат ему, и то согласен со мной, а ты свое.

— Так опять же не за Аникея Галку выдаем, а за сына, — не унималась Пелагея Афанасьевна.

Петр Филиппович хотел сказать: «Яблочко от яблони недалеко падает», но, сообразив, что эти слова могли быть обидными для Никанора Панфиловича, который примером своей жизни как бы опровергал эту пословицу, вовремя остановился.

— Знаешь что, Афанасьевна, давай не будем тут семейные дела разводить, — резонно сказал он. — Сиди и кушай себе на здоровье да не мешай нам, мужикам, об своих делах толковать.

Никанор Панфилович примирительно заметил:

— Не спорьте вы. Не старое время… Пускай Галя ваша идет за того, кто по сердцу ей.

— Он правильно говорит, Афанасьевна, — смягчившимся тоном кротко вымолвил он. — Разберемся мы с тобой со своими делами дома.

Пелагея Афанасьевна понимающе глянула на мужа. Петр Филиппович нагнулся к Никанору Панфиловичу и продолжал вполголоса, чтоб не могла услышать жена:

— Я ведь, Панфилыч, чего хочу? Я хочу, чтобы Галка и вовсе замуж подождала выходить. Пускай бы она училась, а там видно будет. Тут, вишь ли, какое дело… Всю жизнь одна мысль сверлила мою голову — выучить сыновей… Чем они хуже других, и того ж Андрея? Не ради богатства, о чем день и ночь хлопочет моя благоверная. Мы с тобой знаем, что оно такое, богатство, — тьфу! Побольше своих людей рабочим и крестьянам надо иметь и в науке. Так ведь?

— Так, — кивнул Никанор Панфилович, внимательно слушавший земляка. — Об этом и в газетах писали и партия все время заботится.

— Вот я и думаю: сыновей не удалось, потому что в технику они вклюнулись, один — на заводе, другой — в трактористах… так дочку, может, удастся выучить как следует.

— Гриша-то все же учится, — заметил Травушкин.

— В вечернем институте… какое уж это ученье, — с сожалением сказал Половнев.

Пированье длилось до полуночи. И все время Петр Филиппович и Никанор Панфилович были вместе. О чем они только не переговорили. Под конец они стали совсем закадычными приятелями.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

Уже на второй день после ухода из своей бригады Илья понял, что погорячился. Верно, ему было бы нелегко ежедневно встречаться с Огоньковым, работать вместе с ним. Еще трудней увидеть женитьбу Андрея Травушкина на Гале Половневой. И все же уходить не следовало. Что подумают о нем ребята? Федосеич пообещался сделать так, будто Илью перевела МТС, а не сам он ушел из бригады. Но Миша Плугов знает, как Илья уходил, и, конечно, расскажет Огонькову, а тот всей бригаде. То-то похохочут! «Из-за девки парень запсиховал!»

«Да! Из-за девки! Ну и что же? Любого из вас коснись — вы не запсиховали бы?»

Однако что сделано, то сделано! Задом наперед только раки ходят. Отца и мать жалко, они скучать будут по нем. Надо хоть открытку послать. Так, мол, и так… переведен. Может, и Гале написать? А зачем, к чему? На кой Илье эта малосмысленная девчонка? Погналась за легкой городской жизнью? Ну и гонись! Таких только презирать. В случае придется встретиться, он так глянет на нее, что у нее душа в пятки запросится. «Ах, это, кажется, вы, Галина Петровна! А я вас и не узнал, вернее, не заметил. Как вам живется с вашим ученым муженьком?»

Вот эдак он и отбреет. Пусть почувствует — в ней не нуждаются!

Написал родителям открытку. Хотел все же и Гале написать, что-нибудь злое, оскорбительное. Раздумал. Лучше отчитать при встрече. Много чести — письма ей писать. Еще вообразит чего-нибудь такое. «Отпрошусь у Федосеича, бельишко, дескать, сменить. Вечером встрену ее и все выскажу».

Попросить бы Алешку Ершова сочинить на Галю частушки позлей, позанозистей и с баяном пройтись по тому порядку, где Половневы живут. Против их избы баян приглушить, чтоб все до слова было слышно. Вот здорово получилось бы!