— Чего тянешься-то? — сердито проворчала Луша. — Спала бы да спала. Ночь-то, поди, прошаталась?
Галя опустила руки, тихая, улыбающаяся, подошла к печурке. Над огнем на палке висел большой закопченный котел, прикрытый деревянной крышкой.
— Не спится, тетя Луша, — сказала она, подсаживаясь к огню.
— Какой же это шалман тебя сна-покою лишил? Не Андрюха Травушкин, случаем?
— Да что ты, тетя Луша!
— Я пятьдесят годов тетя Луша! — ледяным тоном проговорила повариха. — Зря, что ль, слух по селу идет? И Пелагею спрашивала, а она говорит, вот-вот дело уладится. Как же это так? Гуляла ты с Илюхой, и вдруг… С ума спятила, что ль, ты, девка?
— Да нет же, тетя Луша, — горячо возразила Галя. — Я и не думала насчет Андрея. Одни пустые разговоры. Ну, ходила я с Андреем вместе к хороводу, и то так, от нечего делать. По правде тебе сказать, обозлилась на Илюшу, вот и пошла. Пусть, думаю, помучается.
— А теперь-то помирилась?
— Помирилась.
— Стало быть, с ним ты сегодня проворковала?
— С ним.
Галя покраснела и опустила глаза.
— Вот и слава тебе господи! Вот и хорошо. Ну, ступай, ступай в шалаш, поспи чуток, — сказала повариха.
— Нет, тетя Луша, не усну я все равно.
— Как хочешь. — Голос у Луши теперь совсем иной, какой-то особенно ласковый. — Тогда посиди, погрейся. Хочешь, чаю дам? Он уже поспел, — Луша встала, налила в кружку янтарно-желтого кипятку, всыпала в нее две столовые ложки сахарного песку, тщательно помешала и подала Гале. — Пей, доченька, пей. Есть тебе неохота, знаю, а чайку выпьешь. Скоро и трактористы мои начнут подходить. Будка-то сегодня пустая. Все загулялись. Да и когда же гулять, как не по такой погоде. Тут сама с вечера маленько прикорнула, а ночь пришла — не спится, да и только…
Рядом со свекловичной плантацией были пары́, которые трактористы недавно начали поднимать. И Галя подумала: «Если бы не уходил Илюша в Александровку, мы виделись бы с ним хоть пять раз на день!»
После минутного молчания Луша таинственно прошептала:
— Ну, расскажи, Галка, чего тебе Илюха-то говорил?
— Да замуж предлагает, — деланно равнодушным голосом ответила Галя, держа обеими руками коричневую эмалированную кружку.
— Ну, а ты? — заинтересованно допытывалась Луша. Галя, обжигаясь, хлебнула чаю, с улыбкой сказала:
— Ладно, говорю, замуж так замуж!
Луша весело и душевно засмеялась.
— Чудачка, — сквозь смех сказала она. — Разве ж так можно? Разве ж так отвечают?
— А как же? — с наивным видом спросила Галя. Луша перестала смеяться и растроганно заговорила:
— Не знаю уж, как по-вашему, по-теперешнему… только, думается, не так, Галюшка, ты ему сказала… По-иному надо бы… потеплеича! Ты бы ему так: милый ты мой, драгоценный Илюшенька, люблю я тебя навечно, и бери ты меня к себе, буду я жить у тебя с твоими батюшкой и матушкой, как со своими родными, потому как родней тебя нет у меня теперь никого на свете! От таких-то слов парень, гляди, совсем размяк бы! А ты — замуж так замуж! Небось он и скис. Их, мужиков-то, ублажать надо. Сама знаю. И скажу тебе правду истинную: ты не гляди, что они злые да грубые. Дюже они на ласку падки, ну чисто дети малые или телята! Запомни это и поласковей, поласковей с Илюхой обращайся. Парень стоящий. С малых лет слежу за ним. Действительно ребятенком шаловливый был до невозможности… но безвредный. Не как некоторые охлынники. И уважительный такой да ласковый: «Здрасте, тетя Луша!» Никогда не пройдет, чтобы не поклониться, и досе. Да в нашем колхозе, хоть по работе, хоть по поведению, лучше Ильи и нет парней, ей-богу. Оно конечно, и Вася ваш, и Огоньков — тоже ребята славные, но до Илюхи не дотянут. Счастливая ты будешь с Илюхой, вот что я тебе скажу.
Галя пожалела, что разоткровенничалась: теперь как бы не пошел звон по селу о помолвке с Ильей.
— Тетя Луша, — просительно проговорила она, — я пока не хочу маме и бате говорить… Мы потом оба придем и скажем. И я тебя очень прошу… никому не говори… Пусть это будет в секрете до осени… А когда решим свадьбу играть, тогда все и узнают.
— Ну что ж, ну что ж, миленькая. Помолчу. Коли вам так надо, помолчу. Илюха не обманет, на него можно положиться. Не сомневайся. Это он тебя просил помолчать?
— Нет, не он, это я сама так хочу, тетя Луша.
— Ну что же… Ладно, Галюша, ладно. За меня не беспокойся. Ты сама-то, раз такое дело, никому не говори… особенно подружкам своим, а то живо разболтают, как сороки. А что мне доверилась — спасибо. И дай тебе бог счастья!
— И тебе спасибо, тетя Луша, — сказала Галя, отдавая поварихе пустую кружку. И получилось так, что она поблагодарила Лушу сразу за все: и за пожелание счастья и за чай.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Ершову предоставили номер в гостинице. Платил он только тридцать процентов суточной стоимости, остальные взяла на себя редакция.
Недели за две Ершов освоился с обстановкой, перезнакомился с сотрудниками газеты. Большинство относилось к нему по-дружески тепло, видя в нем обещающего молодого поэта.