«Милый Лешенька!
Прости мене, пожалуйста, что я не ответила тебе на твои открытки. Все некогда и некогда, делов у мене по горло. Сам знаешь, и в поле не хочешь отставать от других, хотя трудодни для нас уже не очень нужны, раз ты возьмешь нас осенью в город, как ты пишешь. Да и дома, какое ни на есть, а хозяйство, с одной коровой сколько возни: и подоить надо вовремя, и в стадо проводить, и подкормить. Спасибо, мама моя помогает по дому. Катюшу почти каждый день к себе берет, и даже ночует она у нее частенько.
Я радуюсь, что у тебя там в газете все идет по-хорошему и что ты твердо решил оставаться в городе. Было бы очень хорошо и нам с Катей в город перебраться поскорей, без тебе мне тут жизнь не в жизнь. А если квартиру тебе дадут из двух комнат, то это очень хорошо: в одной комнате и кухне мы сами пока будем жить, а в другую комнату пустим жильцов каких-нибудь, может студентов. Мама моя говорит, в городе так делают, и лучше взять студентов, потому что они отучились и уедут, да и летом у них каникулы. И я с мамой согласна насчет этого. Нам с тобой нужно будет много денег на городское обзаведение, а на одно жалованье широко не разойдешься. А нам нужно будет покупать и кровати себе и Катюше, и стулья, и столы, и посуду всякую, да и с одеждой и обувью у нас с тобой пока неважно дело. Ну, да это все видно будет потом. Ты хлопочи там получше, чтобы поскорей давали квартиру. Как только дадут, мы с Катькой одним ментом соберемся и приедем, а может быть, ты и сам за нами отпросишься у своего начальника, чай отпустит дня на два для такого дела. А если нельзя тебе будет приехать, ты не горься, мы и сами сможем, в крайнем случае мои мама и батя помогут. Только вот не знаю, чего сделать с нашей избой. Скотину-то и кур я договорилась передать покамест матери, а посля их продадим. Избу тоже можно бы продать сразу, и деньги порядочные за нее дали бы, да боязно. Вдруг не заладится чего-нибудь у нас с тобой в городе и надо будет ворочаться назад. Куда денешься без избы? Думаю, с продажей избы с год, а то и два придется погодить. Продать всегда успеется.
Лешенька! Ты спрашиваешь об Жучке нашем и уж писал Галке Половневой. Он в тот раз возвернулся только к вечеру, и скучный такой. Лег у крыльца и пролежал там дня три либо четыре и почти не ел ничего, а по ночам так выл, ажно страшно становилось и за сердце хватало. Я выду, закричу: «Замолчи, чего тебе черти ломают?» А он воет. Замахнусь, чтоб ударить, а он отбежит и опять воет, окаянная душа! Только на четвертую или пятую ночь угомонился. Правда, с вечера немножко повыл, а потом затих и теперь уже не воет. А как тебе позову: «Леша!» — так он вскочит, уши навострит и глядит кругом. А если увидит на улице высокого мужчину, бежит к нему, думает — ты. Подбежит, глянет, понюхает с ног — и назад. Ты бы хоть разок приехал, Лешенька! А то ведь я по тебе с тоски и скуки скоро завою, как тот Жучок! Право слово! Худо мне без тебе жить, только тем и утешаюсь, что разлука наша на время, а не навечно. А иной раз подумаешь, а вдруг не на время? Вдруг навсегда? Бывает же так, что покамест жил в деревне — жена хороша, а как попал в город — она уж и негодна. Я ведь простая, деревенская, необразованная, может, ты стыдиться станешь такой жены. И я как подумаю об ентом, таково муторно станет на сердце, кажется, побежала бы да вниз головой в Приволье — речку нашу! Пропаду же я, Лешенька, совсем, если ты бросишь мене, не вынесу я такого горя-беды! Да нет, того не может быть! И Галка Половнева говорит, чтобы я не сумлевалась: она говорит, что ты честный и не позволишь бросить жену с дитем. Ино и я так думаю, а ино сумление берет. И ты уж не обижайся, Лешенька, на дуреху твою неразумную. Вот переедем в город, подучусь и я немного и стану лучше, образованней, хотя, может, до городских и не дотянусь, а все-таки поумнею.
А покамест до свиданья, мой родной! Жду от тебя доброй весточки или тебе самого. Приезжай хоть на денек. И дочурка по тебе скучает. Она целует тебе на карточке и лопочет: «Папка мой, папка мой!» Приезжай. Баню истоплю половневскую, на рыбу с Петром Филиппычем съездишь. Он тоже за тобой скучает. Обнимаю тебе и крепко, крепко, несчетно раз целую в твои голубые глазки.