О чем поет вереск (СИ)

— Ты думаешь, мне легко?! — рявкает Грюнланд. — Это моя дочь сейчас в Нижнем! Это моя дочь сейчас любит этого демона, думая, что любит тебя! Но если выбирать между миром в наших землях и моей дочерью, я выберу — мир! Мир, которого мы с таким трудом достигли! Скажи уже слова развода, и расстанемся на этом!

— Это и правда лучший выход, — тихо, но веско произносит конюший.

— Скажи слова развода! — настаивает Грюнланд.

Эохайд качает головой.

— Да что за мужчины меня окружают! — вспыхивает Боудикка.

— Боудикка, — шепотом произносит Гератт, но все стихают и оборачиваются к нему. — Вы знали Мидира. Ведь это он когда-то лишил вас силы друидки? Вы знали, как на него подействует Этайн, ее прелесть и ее недоступность.

— Тебе язык укоротить? — опускает та руку на рукоять меча. — Да, я ненавижу Мидира и Эохайда!

— Позвольте поправить вас, госпожа Боудикка, — Гератт прикрывает веки. — Вы всех ненавидите.

— Я люблю свою внучку!

— Ох, простите. Я всего лишь предположил, что вы еще более злопамятны и мстительны, чем кажетесь, — соединяет перед собой кончики пальцев Гератт. — А выбор между властью и любовью для многих очевиден.

— Мой король, — просит Грюнланд. — Вы же не любите ее. Отпустите ее! Отпустите, пока не закончился Лугнасад.

Эохайд роняет слова медленно и веско:

— Никакого развода не будет. Этайн — моя. — Подходит к окну. Долго смотрит на алый закат Верхнего.

— Этим вы лишь объявите о своем позоре, — шепчет Боудикка.

— Пусть так. В ваших интересах придумать такую историю, чтобы в нее поверили!

— Ты и понятия не имеешь о моих замыслах!

— Ваши замыслы известны лишь вам, госпожа, — шепчет Гератт.

— Значит, я позову с собой тех, кому поверят все! — оборачивается Эохайд и простирает руку вперед. — Если моя Этайн не вернется! Если Мидир… если эта распрекрасная тварь не отдаст ее, я разрою эти проклятые холмы вдоль и поперек и верну мою жену! С вашей помощью или без нее! И я знаю — знаю! — кто мне поможет. Если вам страшно, или недосуг, или вы беспокоитесь о моей чести больше меня!

— Мой король, не нужно… — тревожно начинает Гератт. — Вы не понимаете, на что идете!

Эохайд прерывает его:

— Равновесие нарушено!

Древний призыв к справедливости пронзает миры.

— Нет! — в голос возражают Грюнланд и Гератт, а Боудикка улыбается довольно и зло.

— Я призываю Не-сущих-свет!

Гром за окнами среди ясного неба вторит его словам. Посреди покоев сгущается тьма, из нее медленно выступают три серые тени. Капюшоны накинуты низко, лиц не разглядеть. Да есть ли они?

— Еще нет, король смертных, — отвечают все трое. — Равновесие не нарушено. Пока не закончен Лугнасад, король Благого мира вправе владеть твоей женой — по слову и согласию.

— Но!.. — выдыхает король галатов. Однако возражать не смеет.

— По твоему неосторожному слову, — взмах руки в серой хламиде, — и ее вынужденному согласию. Но — мы услышали тебя. Мы бдим. Мы на страже. Мы приняли твой зов.

Взгляд одного из высших падает на змейку. Та шипит, извивается, словно ее поджаривают, затем дергается еще сильнее и стихает под каблуком друида.

***

— Где Этайн? — спросил Мидир у Джареда.

Не было сил искать ее мыслью. Не было сил ни на что к вечеру этого проклятого дня, праздника, который обагрился кровью. Все вокруг пахло тленом и пеплом.

— Она прогулялась по парку, как вы велели, но быстро вернулась. Она ждет вас, мой король, в ваших покоях. Королева без еды не осталась, но она ничего не съела. Позвольте…

Мидир ушел, не дослушав. И не помнил, как добрался до своих покоев. Постоял в раздумье.

Чем встретит его Этайн? Уж точно не слепым обожанием, в которое впадали женщины Верхнего. Любовь — коварная штука. Чего теперь ждать от любящей женщины? Слез? Негодования? Упреков, что бросил в первый же день в Нижнем?

И Мидир толкнул тяжелые двери королевских покоев.

Этайн не сердилась. Этайн тревожилась.

— Что случилось? — бросились она к нему, осмотрела грязный доспех, который он второпях не успел почистить. — Ты не ранен?

— Убили моего коня, — ответил Мидир прежде, чем смог остановить себя.

— Грома?! О мой Бог!

Этайн, не отрывая взгляда от волчьего короля, нащупала кресло за спиной и присела, словно ее не держали ноги.

— Грома, — подтвердил Мидир. Вспомнил редкий жемчужно-черный отлив шкуры, темно-синие глаза, игривый нрав и не смог представить его мертвым. Горло перехватило судорогой. — Убитый в Верхнем, он… Я не могу вернуться за ним, не смогу воскресить. Он умер навсегда.

— А разве можно умереть на время? — печально спросила Этайн.

— Можно. Опытный маг может вытянуть из мира теней. Только вот…

Мидир прошелся по спальне.

— Виверны.

— Живые?! — поразилась Этайн.

— Жаль, что не мертвые! — ощерился Мидир. — Давненько не появлялись, а тут — целое гнездо. Того волка порвали первым: разведчики видели только одну тварь! Я выжег большую часть. Механесов разметало, и волки… — взмахнул рукой, и Этайн повернула голову вслед за его движением. — Что?!

— Мне нравится смотреть на тебя, — смущенно произнесла Этайн. — Прости меня. Прошу, расскажи, что случилось сегодня!

— Но виверн осталось еще много, слишком много.