— Нет, не только чудесным шариком и волшебным посошком гордился храбрец Албанчи! Великой радостью и немеркнущим счастьем его была ты, несравненная Килин-Арыг! Вы согревали друг друга, как угли одного костра, теперь же, когда холодной золой станет один уголек, погаснет и другой. Горе, как черная мышь, изгрызет твое сердце, гордый Албанчи, а страх станет вечным спутником на дорогах твоей жизни. Отныне, когда не будет больше твоей ненаглядной Килин-Арыг, когда волшебные сокровища твои находятся в наших руках, ты бессилен и обречен на гибель. Я убиваю твою любовь, Албанчи, — теперь погибнешь и ты!
Услышав последние слова Очы-Сарыг, Хара-Нинчи обернулась и плюнула ядовитой слюной в лицо своей сестры.
И тогда Очы-Сарыг превратилась в черную змею, которая, обвив лебединую шею Килин-Арыг, стала медленно сжимать свои холодные, как смерть, кольца.
Шипящее жало ловило жаркое дыхание спящей, пока последний стон Килин-Арыг не был услышан стражем безлунного мира, открывшего перед умирающей красавицей ворота, из которых никто из смертных еще не вышел обратно.
А Хдра Нинчи превратилась в лису, радостно вильнула облезлым хвостом и выбежала из юрты, увлекая за собой обернувшуюся серой волчицей Очы-Сарыг.
Тем временем в юрту вошла розовощекая красавица Хан-Чачах. Увидев тихо лежащую на белоснежной кошме Килин-Арыг, она осторожно, чтобы не вспугнуть трепетный сон любимой подруги, легла с ней рядом. Но лишь только рука ее коснулась Килин-Арыг, как девушка в ужасе отпрянула от спящей.
— Что с тобой, дорогая Килин-Арыг? — прошептала она. — Ты совсем замерзла. Грусть и тоска ледяным дыханием сковали твое тело. Ты слышишь? Откликнись!
Но застывшие губы Килин-Арыг не шевелились.
— Отзовись, Килин-Арыг! Прогони сон! — горячо шептала ей на ухо Хан-Чачах. — Это я, я люблю тебя, слышишь! Я здесь, рядом с тобой! Обними меня..
Но Килин-Арыг неподвижно лежала на кошме, и серебристая лента лунного луча лежала на ее шее, словно зловещая белая змея.
Не понимая еще, что случилось, Хан-Чачах выскочила из юрты и побежала по стойбищу. Всюду горели огни костров. Праздник еще продолжался. А по пятам испуганной девушки бежал страх, заставлял ее ускорять бег.
В это время в уютном жилище жены Хулатая, ясноликой Чибек-Арыг, шел шумный пир. Хлопотливая хозяйка еле успевала сменять обильные угощения и чаши с айраном.
Албании, Тюн-Хара и Алтын-Теек уже собирались покинуть гостеприимное жилище, как вдруг, порывисто откинув полог, в юрту вбежала бледная Хан-Чачах и, обессиленная, упала на расшитый ярким узором ковер.
— Что случилось, дочь моя? — с тревогой в голосе спросила ее Чибек-Арыг. — Почему морозный иней лег на твои розовые щеки? Какая беда, обжигая тебе пятки, заставила бежать быстрее ветра?
И тогда, дав волю слезам, Хан-Чачах сказала:
— Простите за дурную весть! Злая беда, словно черный ворон, залетела за полог нашей юрты! Подруга моя, жена моего любимого брата Албанчи, ненаглядная Килин-Арыг, обратила свой невидящий взор в сторону безлунного мира. Похолодело тело ее, и на зеркальную гладь, поднесенную к ее безмолвным губам, не ложится уже волнистая рябь дыхания. Килин-Арыг покинула нас, и лишь ленточка лунного луча, которая стиснула ее лебединую шею, сказала мне о том, кто виновник ее гибели. Черной силой страшна луна, заглянувшая в наше жилище!
Услышав страшную весть, Чибек-Арыг прикрыла ладонью глаза, чтобы никто не увидел ее слез. Но Албанчи, поднимаясь с кошмы, заметил, как Чибек-Арыг отвернулась от гостей и низко опустила голову.
— Что случилось, мать? — спросил Албанчи, кладя руку на ее дрожащее плечо. — Кто посмел обидеть тебя? Кто нарушил веселье праздничного стола и незваным гостем явился в наше жилище? Ведь не сестра же моя, любимая Хан-Чачах, стала гонцом нежданной беды?
Мужайся, сын мой, дорогой Албанчи, — еле слышно прошептала Чибек-Арыг. — Твоя сестра ни в чем не виновата, но страшную весть принесла она в своих устах. Не кори за это маленькую Хан-Чачах! Не ее вина в том, что черная беда сидит на белой кошме в твоей не ведавшей печали юрте. Килин-Арыг ушла от нас, и на сомкнутых ресницах ее лежит покой вечного сна.
… Сквозь ночь бежит Албанчи, пятки его обжигает гнев и тоска. Лицо его бледнее снежной вершины горы, а волосы развеваются, как пламя большого пожара, разожженного степным ветром.
Все быстрее бежит Албанчи… А когда глаза его заглянули за поспешно откинутый полог белоснежной юрты, замер богатырь и услышал, как громко бьется его бесстрашное сердце. Горе сковало могучие руки, скорбь тяжелой цепью приковала ноги к земле.
На мягкой кошме лежала бездыханная Килин-Арыг. Килин-Арыг, которую увез Албанчи на белогривом Ах-Пёри, Килин-Арыг — источник его силы, радости и счастья…
Сколько ласковых слов было сказано ими друг другу!.. Кто утешит тебя, богатырь? Сколько дней и ночей не смыкала глаз Килин-Арыг, ожидая тебя из дальних походов!. Кто теперь будет ждать тебя у погасшего очага, храбрец Албанчи? Мрак и холод стали хозяевами в твоей юрте…