О да, профессор!

– Да, по вопросу, – смело  выпалила она, моментально преображаясь. – Разве можно говорить о падении Гретхен? Я не считаю, что она пала.

– Серьезно? – приподнял бровь, искренне заинтересовавшись ее утверждением, хотя страсть в голосе впечатлила сильнее. – Смерть матери от ее руки, брата по вине любовника, огласка внебрачных отношений, убийство дочери. Разве этого мало?

– Но ведь она осталась невинной до конца. Да, ее тело отдано Фаусту, а разум отравлен стремлением быть с ним. Но Бог принял ее душу и спас, когда она попросила помощи. Ее беды – это грех Фауста, который дал яд и погубил брата, а потом бросил Гретхен. А она так и продолжала его любить.

– Интересная трактовка. Имеет право на существование. Однако Гретхен сама подписала себе приговор, когда приняла второй подарок от Мефисто. Она отринула Бога и чистоту.

– О, я вас умоляю. Всего-то побрякушки. Она хотела сделать приятное возлюбленному, хотела быть к нему ближе, не обидеть таким образом.

– В ее время физическая связь с мужчиной вне брака не просто осуждалась. Это было сродни приговору.

– Как будто сейчас что-то кардинально изменилось? – фыркнула Марго пренебрежительно. – У мужчины сто подружек, и он ловелас. Девушка переспит с двумя – и уже шлюха. Вам ли не знать?

– В каком смысле? – уточнил я, с трудом удерживая нижнюю челюсть, которая так и норовила упасть на пол.

– Ну… Вы ведь мужчина…

– Какая наблюдательность, Левицкая, – попытался вернуть себе вожжи в этой странной беседе.

      Студенты хохотнули, но Марго не смутилась.

– Но объясните, каким образом все это относится к Фаусту?

– Самым прямым, – пожала она плечами. – Трагедия бессмертна, потому что пороки и люди не меняются. Наше общество спешит навешать ярлыков и порицать. Тогда и сейчас. А Гретхен просто хотела любви. Разве это преступление? Именно из-за общественного мнения ей пришлось скрываться с Фаустом, принять помощь Мефистофеля. Вычтите осуждение и получится нормальная история любви, а не падение невинной души. Гретхен не порочна, иначе Мефисто сам справился бы с ее душой. Она просто хотела быть счастливой. Хотела ласки и заботы. Такой уж сотворил ее Бог. И именно он забрал ее. Разве это не доказывает мою правоту?

      Она закончила так дерзко, что мое тирано-шовинистское эго не могло согласиться.

– Отчасти, – проговорил я, склонив голову.

       Надеюсь, никто не заметил, что я залюбовался. Марго раскраснелась и преобразилась в своей пылкой речи. Я обвел аудиторию взглядом. Нет, все смотрели на нее, не верили глазам и ушам, похоже. Неудивительно.

– Отчасти? – возмутилась она.

– Думаю, вы придаете эпизодам с Маргаритой слишком много значения. Очевидно, играет роль, что вы тезки. Разумеется, эта часть трагедии важна, но есть еще много аспектов, героев, символов. Спасибо, Левицкая, за интересную позицию. Вам «Отлично». А мы продолжим…

      И мы продолжили, но я всю дорогу ловил на себе ее взгляд. Обижена? Серьезно?

      Брось, девочка.

      Она больше не участвовала в обсуждении, но попыталась подсказывать Азарову, когда я снова потребовал от него ответа. Тот даже с помощью зала ничего толкового не родил, и я добавил ему второй минус, выведя в итоге трояк за семинар. Он тоже теперь на меня дулся, кажется, даже выговаривал Марго. Наверно, матом крыл. Ну и ладно.

      После семинара я подозвал Маргариту.

– Вы записались ко мне на курсовую? Значит, зайдите на кафедру после занятий, обсудим.

      Прежде, чем она что-то сказала на это, я подхватил портфель и вышел.

Глава 7. Маргарита

– Привет Ритусь, – шепнул Марат, плюхаясь рядом со мной на скамью в библиотеке. – Какая ты сегодня красивая.

– Будет заливать, Азаров, – закатила я глаза. – Что тебе надо?

– Помоги на семинаре с писакой нашим грозным.

– Нихрена не выучил?

– У меня дняра, Ритусь! – оскалился Марат. – Ну какой человек назначает семинар в такой день? Помоги, Ритк. Во век буду благодарен.

– С днем рождения, – на автомате кивнула я, а потом вдруг сказала: – А ну поцелуй меня.

– Чего-о-о? – протянул Марат и его лицо вытянулось.

– Один поцелуй. Тебе сложно, что ли, Азаров?

– Да я… Чо, ыыы…  – заговорил на наречии австралопитеков Марат.

      А потом вдруг прижал к себе и всосал мою нижнюю губу себе в рот, как макаронину. Звук при этом был такой же. Мягкий и вялый язык ввалился мне в рот, и вишенкой на торте стало его незабываемое скисшее дыхание с нотками выпитого коньяка.

      Меня чуть прямо там не вывернуло. Я оттолкнула от себя Марата,  проклиная все на свете, и себя в первую очередь, потому что это же надо было быть такой дурой, что я решила сравнить. Будто бы Мефистофель не так уж суперски целуется и вообще все так могут.

      Ну, вот Азаров, например, не может. Подтверждено опытным путем.

– Все, все! Отвали, Марат! Не надо!

– Да как не надо… Ыыы, Ритк, супер. Вот это поздравление, – ныл он, лапая меня. – Могу рассчитывать на продолжение банкета вечером?

– Чего? Какого банкета? Руки свои убери, все, отвали, Марат! Серьезно! А то никакой помощи на семинаре.

      Он поднял руки и сказал:

– Видишь, убрал! Только помоги, Ритк.

– Черт с тобой, золотая рыбка. Идем… Эээ, Марат. Ты меня за руку вообще-то держишь, отпусти.