— Существуют целые школы для воспитания покорных рабов, — заметил барон Эйнар, придворный из княжеской свиты. Этот неуклюжий долбоеб иногда принимал участие в их забавах: князь любил накачивать его воздухом с помощью специальных мехов, и Эйнар искусно выпукивал модные мелодии. Просто незаменимо на пиру.
— В этих так называемых школах рабов лишают главного — острия духа. Без него человек неинтересен и походит на размякшую глину. А из глины, как известно, получаются только гомункулусы. Даже ожившие мертвецы — и те краше.
— Вы ошибаетесь, барон, — холодно сказал Асгейр, и Рэнси тут же с ухмылкой согласился:
— Да, мой князь, конечно же, я ошибаюсь. Только хорошего менестреля здесь не купить.
Но Асгейр все равно приобрел какого-то замухрышку. И тот оказался эльфом ко всеобщему удивлению, но настолько грязным и замученным, что даже светлая когда-то печать его души стала абсолютно серой – вот почему Рэнси не заметил остроухого сразу. А глаза его были как будто затянуты паутиной, так отпечаталось в нем заклинание слепоты.
— Хорошо над ним поработали, — хмыкнул Асгейр. — Сколько?
— Ваша светлость, — засуетился верткий торговец. — Этот эльф — чистокровный, из самого Великолесья.
— В нем ничего не осталось от эльфа, — влез Рэнси. — Кроме ушей, да и в те не выебешь, слишком там грязно.
— Сколько? — голос Асгейра заледенел, а изо рта торговца вырвалось облачко пара.
— Нисколько, это дар великому князю, — торговец начал судорожно кланяться, и тогда Асгейр бросил несколько золотых в пыль и кивнул Рэнси:
— Забирай его.
— Этот раб наверняка стоит дороже, — издевательски сказал Рэнси. — Я не могу это вот так забрать, мой князь.
Торговец упал на колени и замотал головой, мол, не надо ему никаких денег, а потом бросился расстегивать замок на цепи, которой эльф был прикован к столбу.
— Рэнси, — процедил Асгейр, что-то он в последние дни вообще сам не свой был, впадал в гнев вдвое быстрее обычного.
Раба пришлось забрать, конечно же. Рэнси проверил ему зубы, на удивление целые, и прощупал кости — несросшихся переломов не было, а потом недовольно перекинул эльфа через седло. Неужели Асгейр не видит, что раб так или иначе скоро умрет — жизненной силы у него почти не осталось.
В замке Рэнси передал его князевым слугам:
— Отмыть и одеть красиво. И изнутри тоже вымойте. Подать вечером его светлости в опочивальню.
Те перестали кланяться и подхватили еле стоящего на ногах эльфа.
— Если сдохнет — вместо него князю будете, — заржал Рэнси. — Не бить и не наказывать, он и так еле жив.
— Да, господин барон, будет исполнено, господин барон, — зашелестели слуги и как-то незаметно испарились вместе с эльфом. Вышколенные они у князя были и понятливые, другие тут не задерживались.
А потом Рэнси отправился в тот самый подземный храм, что Асгейр выстроил для него. Смутное беспокойство терзало Рэнси с самого утра, и он не сразу понял, что это все из-за посланника. Тот, конечно же, не имел достаточно сил, чтобы проникнуть в княжеский замок, но смог отыскать темный храм. И теперь пытался как-то дать о себе знать.
Рэнси без труда отыскал тот самый холм — под которым он впервые среди крови и смерти познал Асгейра, младшего княжича Лэрнского.
Вход в храм наполовину засыпало осевшей землей и завалило ветвями, но тьма этого места ничуть не рассеялась. Еще бы, после всех злодейств, творившихся в Лэрнском княжестве. Рэнси отбросил сухие ветки и скользнул внутрь, пригнувшись. И с удивлением заметил, что даже воздух внутри сделался иным — густым и пропитанным мраком. Из-за этого мрака Рэнси не сразу заметил мелкого бесенка, сидящего посреди алтаря.
— Рэнсиар! — рявкнул бесенок, то есть, никакой не бесенок, конечно, а кто-то из старших родичей. Рэнси никак не мог определить — кто, заклятие изменчивости не позволяло. Поэтому он поклонился на всякий случай.
— Приветствую, великий.
Пространство вокруг них засветилось алым.
— Хорошо устроился, даже храм забабахал, — хихикнул бесенок и завертелся вдруг, пытаясь ухватить красный с треугольной кисточкой хвост.
Это всего лишь посланник, а не воплощение, с облегчением понял Рэнси. Значит, максимум, что его ждет — словесный понос старого черта.
— А храм-то заброшен, приманили тебя письками-сиськами и бросили храм-то, — запыхтел бесенок басом, не переставая вертеться.
“Любовью вообще-то”, — чуть не брякнул Рэнси.
— Что же понадобилось великому от его недостойного отпрыска?
— Служба твоя понадобилась! — взвился бесенок. — Или ты не в курсе, голова овечья, что битва грядет. Побоище, равного которому доселе не было.
— С кем же война, — растерялся Рэнси. Он, как и все молодые демоны, не очень смыслил в политике.
— С остроухими тварями и прочими прихвостнями света, — пискнул бесенок и свалился с алтаря.
Опять стало темно, как в не знавшей разврата жопе.
Рэнси поднял бесенка — тот был абсолютно дохлый уже. Не выдержал, бедняга, такого тесного слияния с могущественным демоном. Кто же это все-таки был? Отец, наверное… А может, и сама бабка.