О детях и прочей нечисти

— Что с ним было, что ты решил резать? — спрашиваю, когда Дэн стартует к месту событий.

— Ну, мы шли мимо, — издалека начинает Кир и мне хочется ускорить его пинком. — Он выходил из ворот и вдруг начал задыхаться, ваще посинел, ноги подогнулись… Короче, похоже, как тогда тот целитель, ну помнишь… Я попытался ему в глотку трубку вставить, шёл — то в Дом Целителей упражняться, с чемоданом, но не удалось, у меня того прибора с собой не было, только какие — то мягкие трубки, на них сильно не нажмёшь… Зато скальпель был.

— Ясно, — механически киваю я, не сводя глаз с пациента. Тот по — прежнему дышит, хотя заметно, что трубочка ему узковата, на такой объём лёгких надо водопроводный кран втыкать.

Сбоку слышатся какие — то недовольные возгласы, Кир вместе с камерой дёргается, но тут, к счастью, подъезжает Дэн — дом Ажгдийдимидина от целительского совсем близко. Осматривает пациента, пока Кир вкратце рассказывает, что произошло.

— Тут действительно отёк Квинке. Сейчас уколю, заберу его и зашьём, — постановляет Дэн, извлекая шприц и ампулу. — Почему — то с начала зимы очень много таких случаев, аллерген найти не можем…

Укол готов, Дэн встаёт и критически оглядывает пациента.

— Только вот как мы его понесём…

— А у вас что, только складные носилки? — ужасаюсь я.

— Да вот, я как — то не ожидал… В нём кил двести, наверное.

Я начинаю прикидывать какие — нибудь конструкции с домкратами на колёсах, но тут встревает Кир.

— Погодите, я знаю, что делать! Давайте носилки. Айша!

Я слышу хрупанье снега и в кадре появляются Айшины ноги. Дэн раскладывает носилки, с сомнением глядя на мелкую хрупкую девочку.

— Кир, ты гений! — сообщаю я.

— И в чём гениальность? — интересуется Дэн.

— Давайте мы его на носилки сдвинем, по снегу это легко… — тараторит Кир, не обращая внимания. Телефон со включённой камерой отправляется в карман, и я перестаю что — либо видеть. — Во — от, теперь, Айша, можешь поднять носилки и загнать в машину?

— Кир, вынь меня! — прошу. — Дай посмотреть!

— А, ой, прости, — слышится его голос сквозь шорох кармана, и вот уже я наблюдаю носилки, шатко и неровно левитирующие в открытые двери Дэнова фургона. Немного неуклюже приземлив пациента на кушетку, Айша тяжело выдыхает и повисает у Кира на руке, от чего камера опять дёргается, и в кадре появляются ещё одни ноги, обёрнутые пёстрым дилем.

— Вы едете? — спрашивает Дэн. — Тогда полезайте.

Ноги в диле поспешно карабкаются в кузов, Дэн прыгает в кабину, двери захлопываются, и фургон уезжает, покачиваясь, по завалам снега.

— Фу — у-у — ух, — вздыхает Кир и прибавляет пару забористых непечатных выражений.

— Солидарна, — усмехаюсь я, откидываясь на спинку, чтобы сбросить напряжение. Вот только забыла, что сижу я на полу и никакой спинки за мной нету.

— Э, Лизка, куда! — вопит над ухом Янка, ловя меня в полёте. — Что там за дроздец?! Кого резали — то?

— Ты его не знаешь, — говорю, восстанавливая равновесие. — Кир, как Айша?

— Ничего, вроде отдышалась, — бодро откликается ребёнок.

— А ты?

— А я — то чё, я тренированный, — усмехается он.

— Ты молодец, ты отлично справился, — замечаю я.

— Да вы погодите хвалить, ещё неизвестно, как я там справился, — смущается он.

Обращение обратно на «вы» не проходит незамеченным, но я решаю не заострять на этом внимания, ещё спугну.

— Всё равно молодец, что не растерялся и не побоялся, — настаиваю я. — Для многих новичков это самое трудное.

— Ладно, э — э, как скажете, мы пойдём, наверное, холодно тут, и ваще чё — то я жрать хочу, — тараторит Кир.

— Иди, иди, — разрешаю я. — Приятного аппетита.

Дэн вскоре отзванивает мне и докладывает, что пациент в норме. Отёк спал, дыхание свободное, в трубке больше потребности нет. Полежит до завтра в палате для контроля, ну и тест на аллергены пройдёт.

Короче, можно выдохнуть.

Вернувшись в здесь и сейчас, я наблюдаю бледнющую Орешницу, которую успокаивает Янка. Оказывается, бедняга заглянула мне в телефон, невовремя проходя мимо.

— Боги милостивые, прям так глотку — то и пропорол… — бормочет Орешница дрожащими губами.

— Да говорю вам, он его спас! — настаивает Яна. — Он же дышать не мог!

— Ох горе — то! — ничтоже сумняшеся продолжает причитать Орешница.

У нас уходит минут пятнадцать на то, чтобы совместными усилиями убедить её в законности операции, в итоге рукодельное настроение совершенно пропадает. Её мелкие внуки тоже принимаются хныкать, Алэк, заслышавший в телефоне голос старшего брата, теперь пристаёт ко мне с воплями «Ки — и-и! Ки — и-иа!» — короче, полный разлад. Приходится нам сворачивать удочки и, по кочкам, по кочкам, ехать обратно.

Я подбрасываю безлошадную Янку до Дома Целителей, и уж заодно захожу проведать пациента, прихватив мелкого, внезапно ужасно заинтересовавшегося хвостом моей отросшей косички.

Сквозь затемнённое стекло в двери палаты я вижу силуэт Ажгдийдимидина, сгорбившегося на посетительском сиденье подле больного.