О детях и прочей нечисти

— Мальчик ваш молодчина, — сообщает Дэн, выходя из кабинета. — Ничего лишнего не пропорол, попал очень точно. Я знаю, что он упражнялся, но всё равно удивительно — в первый раз… Вы его в медвуз отдадите, я надеюсь?

— Да собираемся, — усмехаюсь я с плохо скрываемой гордостью. — Но ему бы пока арифметику освоить.

— Очень хорошо, этой планете позарез нужны свои кадры. Я бы замолвил за него словечко, если надо, хотя, думаю, вы и сами с усами, — подмигивает он.

Я неопределённо киваю. С одной стороны, Кир тоже сам, э — э, с усам, а с другой если ему и понадобится протекция, с моей мамой в этом плане никто не сравнится, хоть она и не медик.

— Слушайте, — продолжает Дэн, понизив голос, — тут бойфренд пациента, я прям не знаю, что с ним делать. Явно не в себе человек, на вопросы не отвечает, совсем ничего не говорит, сидит у кровати, как статуя. Я ему уж как только не объяснял, что всё будет хорошо, не знаю, может, я с ошибками говорю, но он вообще не реагирует.

Я фыркаю. Бойфренд, да… Интересно, это у духовников заведено полностью отключаться от реальности, когда с парой что — то случается?

— Не волнуйтесь, — говорю Дэну, — он вообще никогда не говорит.

— Немой? — удивляется Дэн. — Он ведь какой — то большой чин, разве нет? А от чего, может, можно вылечить?

— Нет, он в принципе говорить может, но у этого бывают… последствия… — пытаюсь объяснить я. — Ну, видели, как сегодня Кирова подружка носилки таскала?

Дэн спадает с лица.

— Лиза, я занимаюсь естественными науками, поберегите мою крышу. Что это было?

— Эммм… — я кривлю губы, прикидывая, как бы это такое объяснить без психологических травм. — Короче, похоже, что тут, на Муданге есть жизнь внеземного происхождения.

— Вы хотите сказать, что эта девочка…

— Да нет, девочка как девочка, а вот тварь, которая позволяет ей выделывать такие финты — вот это и есть внеземная жизнь.

— Разумная?.. — осторожно интересуется Дэн.

Разумная ли жизнь Учок? Хорошенький вопросец на засыпку.

— Скажем так, разумные представители тоже есть. Например, новый лесовед моего мужа. Правда, я не знаю, возможно, это какой — то гибрид… хотя скорее конвергентная эволюция.

Дэн мотает головой, чтобы встряхнуться.

— Короче, — возвращаю его к реальности. — Я это к чему. Старейшина Ажгдийдимидин говорить не может, потому что всё, что он говорит, происходит взаправду.

— Значит, эта девочка, обречена всю жизнь молчать? — озабоченно морщит лоб Дэн.

— Насколько я понимаю, нет. Её наставник учит, э — э, сдерживаться.

— А почему не может сдержаться Старейшина? — допытывается Дэн. — Он — то тем более должен уметь… или я всё не так понял?

— Да я сама не большой спец, — пожимаю плечами. — Но насколько мне известно, Старейшина — то молчит всего несколько лет, а до того был как все. То есть, он до этого уровня прокачался. Возможно, через несколько лет снова заговорит… Или ему это не под силу. А про Айшу говорят, что она невероятно крутая и вся из себя уникум, вроде как есть надежда, что осилит обычную человеческую речь.

Дэн нервно проводит по волосам.

— Этот Муданг меня иногда просто убивает. Куда ни плюнь, всё тайна, покрытая мраком, и беспросветное невежество. Иногда вот так побеседуешь с пациентом и хоть немедленно собирай вещи, кажется, что до утра я тут не доживу, рехнусь. А с другой стороны, жалко их, да и отношение ко врачам невероятно почтительное, где ещё такое найдёшь. Не говоря уж о гонорарах.

Я задумчиво киваю, понимая, что я, похоже, погрязла у Муданге по макушку, потому что мои шаблоны не рвут никакие чудеса и никакое безумие.

— Ладно, может, вы с ним побеседуете? — просит Дэн, косясь на дверь палаты. — А то эти муданжцы… никогда не знаешь, что им в голову взбредёт. То трубки пациенту поотрывают, то какими — нибудь благовониями окурят так, что кислорода в палате не остаётся… Культуры — то никакой.

К чести Ажгдийдимидина ничего асоциального он не делает: сидит себе тихо, покусывая нижнюю губу, даже не в астрале, а так, задумавшись. Поднимает на нас с Алэком невесёлый взгляд.

— Всё будет хорошо, — практически по буквам сообщаю я.

Он кивает, но облегчения не показывает.

Я присаживаюсь рядом, пытаясь понять, почему он мне не верит. У пациента все показатели в норме, дышит пока через маску, результаты теста на аллергены ещё не пришли.

Ажгдийдимидин отпускает его руку, со вздохом разгибается и достаёт из — за пазухи блокнот. Я с тревожным интересом наблюдаю, как он выводит муданжские закорючки на чистом листке.

«Я ошибался в твоём сыне. Прости».

Я кошусь на Алэка. Он о ком?

Духовник морщится и жестом показывает, мол, нет, не об этом. Ладно.

— Ну, если формировать отношение к людям по их родословной, хочешь — не хочешь, а ошибёшься, — пожимаю плечами я.

Он мотает головой.

«Дело не в этом», гласит следующий листочек. «Мне было про него предсказание».

— Ещё и вам! — фыркаю я. — Сначала этот взяточник приютский ему крови попортил, так ещё и вы туда же? Что вы все про него такое видите, что он даже говорить об этом боится?