О детях и прочей нечисти

— Но раньше было лучше, — добавляет он. — Потому что я не понимал. Мне было всё равно. Попросили — сделал. Меня только интересовало, чтобы обряд провели по всем правилам. А потом Ирлик дал мне разум. И теперь я каждый раз страдаю, — его голос от напряжения срывается на писк. — Я не хочу убивать людей. И ничем хорошим это никогда не кончается. Но они всё равно просят!

— А вы не можете вместо жизни что — то другое брать? — осторожно интересуюсь я. — Ну или хотя бы животных, а не людей…

— Я ничего не могу, — вздыхает Умукх и вытягивает из — за пояса свою легендарную флейту. — У меня есть только вот это. Если я на ней сыграю, она выдует жизнь из просителя, но излечит кого заказано. Я пытался что — нибудь с ней сделать, чтобы она работала по — другому, но ничего не выходит. А больше я ничего не умею. Я пытался помогать людям без флейты, но я только хуже делаю.

Он уныло постукивает флейтой по столу. При ближайшем рассмотрении я понимаю, что она сделана из кости, скорее всего, птичьей, при этом довольно большая и украшена резными узорами.

— А откуда она у вас? — интересуется Азамат.

Умукх пожимает плечами.

— Укун — Тингир говорит, что я её сам сделал. Но я этого не помню, Ирлик тоже. Она уверяет, что сама видела, но она может легко всё перепутать.

Он окидывает злополучный предмет печальным взглядом и снова убирает его за пояс. Потом немного приободряется и даже улыбается прежде чем снова заговорить.

— Ирлик сказал, что земляне хотят изучить, как мы, боги, делаем всякое. Вот я и подумал, может быть, если я пойму, как всё это работает, и как устроены люди, может, тогда я смогу лечить без флейты?

— Резонно, — соглашаюсь я. — Но на это уйдёт много времени.

— Я бы с радостью отдал пару веков, чтобы только больше никогда не играть на ней, — серьёзно говорит Умукх.

Мы с Азаматом понимающе киваем. Азамат немного колеблется, но всё же решается высказать свои соображения.

— Умукх — хон… Не поймите меня неправильно, я очень уважаю землян, и вполне уверен, что исследователи, которые будут с Вами работать — честные и добросовестные люди, но всё же… Возможно, не стоит рассказывать им о флейте и об этой проблеме. По крайней мере, первое время.

— Ты думаешь, они захотят, чтобы я на ней сыграл? — напрягается Умукх.

— Не знаю насчёт этого, но, боюсь, как бы Вас не втянули в чужие игры. Понимаете, наука наукой, но за любой наукой стоит представитель власти, который может соблазниться использовать Вас в своих целях. В этом смысле, конечно, любое исследование с Вашим участием — это соблазн, но флейта меня особенно беспокоит. Возможно, было бы лучше им её даже не показывать. Во всяком случае, пока не убедитесь, что никто не захочет превратить её в оружие.

Умукх широко раскрывает глаза.

— Но я ведь только хочу помочь! Я не хочу, чтобы меня использовали во вред другим! Может, тогда лучше мне к ним и вовсе не ходить?

— Умукх — хон, — мягко говорит Азамат, пристально глядя ему в лицо. — Вы очень добры к людям, и я совсем не хотел бы менять Ваше отношение. Я уверен, что в конечном итоге от исследований, в которых Вы собираетесь принять участие, выйдет польза и Вам, и нам, и землянам. Я просто прошу Вас быть осмотрительнее. Я постараюсь держать всё под контролем и присматривать за людьми, которые будут Вами заниматься, на случай если вдруг их цели — не просто стремление к знанию. Но я не могу быть там с Вами каждый день и указывать, на какие вопросы отвечать, а на какие нет. Поэтому прошу Вас, для всеобщего блага, будьте осторожны. Вы же знаете, людям не всё и не всегда можно говорить.

Умукх, до сих пор слушавший немного растерянно, оживляется и понимающе кивает.

— Да, это я знаю. Ирлик тоже всё время говорит, что надо сначала понять, что человек сделает, если ему скажешь, а потом уже решать, говорить или нет. О — ой, как сложно. Но надо умнеть, правда же? Иначе так совсем онасекомиться можно, — улыбается он.

— Онасекомиться? — приподнимает бровь Азамат, из чего я делаю вывод, что это не просто редкое выражение.

— Ирлик так говорит, — пожимает плечами Умукх. — Он говорит, если я не буду думать, то совсем онасекомлюсь. Я не знаю, что это, но, наверное, что — то неприятное.

— Похоже, что так, — соглашается Азамат.

— Слушай! — внезапно оживляется Умукх. — У тебя ведь тут есть на корабле специальный человек, который безопасностью занимается?

— Да, Ирнчин, — кивает Азамат.

— Вот, я ему тогда флейту отдам на хранение. Как ты думаешь, он проследит, чтобы на ней никто не играл?

Азамат на пару секунд задумывается, потом отвечает.

— Полагаю, да. Пожалуй, из всех кого я знаю, он наиболее надёжный человек в этом отношении.

— Отлично! — радуется Умукх. — Тогда я прямо сейчас пойду с ним поговорю, пока не забыл!

И, не позволяя слову разойтись с делом, он быстренько сворачивается, сжимается, уменьшается и с тонким жужжанием улетает из кухни.

Азамат провожает его задумчивым взглядом.

— М — да, — резюмирует он. — Придётся Унгуцу отзывать тираж биографий богов и править. Не в комара он превращается, как во всех легендах написано, а в ктыря.