О детях и прочей нечисти

— Да, но я же не договорил! — вспоминает вдруг Кир, отскакивая обратно. — Нам там показывали разные отделения, на которые можно потом попасть. Конечно, я с пятого на десятое понимаю на всеобщем, но там было одно такое, что без слов понятно. Называется… э — э… пластическая хирургия, во! Па, ты себе даже не представляешь, что они там делают!

— Немножко представляю, — ухмыляется Азамат. — Лиза меня просвещала в этом отношении.

— Да? — удивляется Кир. — А почему тогда ты до сих пор не обратился?

— Ну, понимаешь, — смущается Азамат, — сначала мне не очень верилось, что действительно можно что — то сделать. Лиза мне предлагала, ещё на Гарнете, но… Это теперь я знаю, на что способна земная медицина, а тогда боялся только ухудшить. После же стало не до того, тут вон на полмесяца полгода собирались приехать, а лечение займёт намного дольше, насколько я понимаю.

— Ну ладно, но ты уже здесь, — встреваю я. — И я думаю, Старейшины не обидятся, если ты немножко задержишься по такому поводу. Пусть не всё, но хоть что — нибудь можно сделать.

— Да ты знаешь, — неуверенно начинат Азамат, — с одной стороны, я привык уже, а с другой… Не все же красивые. Есть на Муданге и другие люди со шрамами, которым повезло меньше, чем мне. Мне кажется, им несколько легче живётся от того, что есть я, и я такой, как я есть, и я Император.

— Это тебя маршал так вдохновил, что ли? — спрашиваю я, не зная, что и чувствовать.

— Он скорее окончательно меня убедил, так — то я давно уже об этом думаю. Но сама посуди, нельзя же избавиться от стереотипа, если постоянно ему следовать. И потом, это ведь не болезнь, со мной ничего плохого не случится от того, что я не сведу шрамы окончательно, и мне это ничем не мешает. Так что, если тебя, Лиза, это не очень смущает…

— Меня смущает, что ты на пляже в рубашке ходишь и боишься лишний раз кого — нибудь потрогать. Так что либо меняй отношение, либо внешность.

— А, ну, кстати, руки и грудь — то, может, и стоит долечить, тут ты права. Но, как ты говоришь, не обязательно же всё.

— Ну ладно, — пожимаю плечами. — Если тебя всё устраивает, пожалуйста. Мне — то, в общем, всё равно, есть у тебя шрамы или нет, лишь бы ты был с собой в мире.

— Вот и отлично, — Азамат приобнимает меня и целует в макушку.

Кир закатывает глаза.

— И этот человек ещё то — то имеет против татуировок.

— Мне немного страшновато, что тебе скажет Алтонгирел по этому поводу, — замечаю я.

— Алтонгирел предпочёл бы, чтобы я всегда был таким, как в двадцать лет, — отмахивается Азамат. — Не только во внешности, но и в характере и в глазах людей. А этому не бывать никогда, даже если меня вдвое омолодят. Я изменился и рад этому, и я не хочу меняться обратно. Алтонгирел, конечно, поскандалит, но в итоге он поймёт, на то он и духовник, в конце концов. И я не для того перевыбирал бормол, чтобы теперь тянуться к прошлому. Я сейчас лучше, чем был в двадцать пять, и моя жизнь мне нравится гораздо больше.

Как ни удивительно, но я вполне уверена, что он говорит искренне, и это не жертва во имя политики, а действительно просто таково его желание, как будто он наконец понял правила игры и увидел, что по ним всё же можно выиграть. Я вижу в его глазах новый азарт, новый источник силы бороться за то, чтобы мир стал лучше. И я влюбляюсь заново, в очередной раз, как всегда, когда он превосходит себя, когда потускневший прежний фитиль сам собой обновляется и светит в сто крат ярче, согревая всех, кому повезло быть по пути с этим удивительным человеком.

— Рыба готова! — объявляет дедушка, моя руки. — Если вы закончили выяснять свои отношения, то я пойду призову Артемиду к порядку, иначе она ужин пропустит.

— Кого? — не понимает Азамат.

— Бабушку, — поясняю я.

— А её можно призвать к порядку? — осторожно интересуется Азамат.

Я киваю на дверь, мол, пошли, увидишь.

Вслед за дедушкой мы выползаем в гостиную, где бабушка по — прежнему конопатит мозг подуставшему уже Ажгдийдимидину.

— Ужин готов, — мирно произносит дедушка.

— Погоди, ты не видишь, я занята! — возмущается бабушка.

— Артемида.

У дедушки есть какая — то специальная интонация, с которой он произносит это слово, но на бабушку действует мгновенно.

— Впрочем, на сегодня можно и закончить, — резко переменяет мнение она. — Завтра повторим пройденный материал.

Духовник сонно кивает и с любопытством поводит носом. На запах стекаются и прочие гости и обитатели — Унгуц с внуком, мама с Сашкой и Умукх с Ирнчином, вернувшиеся с осмотра лабораторного комплекса, где Умукху предстоит жить. Возвращается и Янка, проводившая кастинг на девичник.

— А где Тирбиш? — внезапно вспоминает Азамат. — Почему не он Алэка укладывал?

— А он вчера в музее познакомился с девушкой, — доносит Янка. — Она промышленная альпинистка и ещё занимается какими — то единоборствами. Короче, про Тирбиша можно временно забыть.

Кир многозначительно двигает бровями и перемигивается с Унгуцем, который ещё успевает строить намекающие рожи Сычу, мол, и ты бы давно бы так бы.

— А ну — ка все руки мыть перед едой! — командует бабушка, прерывая пантомиму.