Больно. Какой-то части Златы больно. Не это ли главное во всей этой истории? И если есть способ избавить от боли, помочь исправить ошибку – не стоит ли его использовать? И раз уж богам было угодно, чтобы обо всем узнал именно он, Яков, то не было ли им угодно, чтобы именно он всё исправил?
К утру Яков окончательно уверился, что всё так и есть. И дело даже не в воле богов, а в том, что, возможно, он для Златы – единственный шанс. Какова вероятность, что ей встретится кто-то еще, кто во всем разберется? Если уж даже ее семья за всё время, что она под проклятьем, не смогла ей помочь… А он и так безмерно виноват перед ней за гадкое слово, что вырвалось, потому что он не захотел остановиться и подумать.
Хорошо, что сегодня Клим тоже был погружен в свои мысли и не отвлекал его болтовней. Яков боялся, что стройная цепочка из аргументов и доводов, что выстроилась за ночь, ускользнет, и он не сможет снова собрать их воедино, а как исполнить задуманное, не имея при этом абсолютной уверенности, что поступает правильно, Яша не знал.
Они почти дошли до полигона, когда Клим решил нарушить молчание.
– А ко мне вчера Злата заходила, – задумчиво произнес он.
Мир перед глазами дрогнул и пошел черными пятнами. Яков остановился и, ощущая, как обмерло всё внутри, повернулся к брату.
Только не это…
– Ты чего? – не понял причин его остановки Клим, но тоже притормозил.
– Зачем?
– Да я и сам не понял, зачем, – пожал плечами он. – Она странная была. Знаешь, будто больная. Бледная такая. Заговорила про погоду, сказала, что она нынче отвратительная… А погода-то нормальная была. Попросила воды. Начинала говорить, потом замолкала. Потом поговорила с кем-то по этому… как его…
– Телефону?
– Ага. И через минуту мне в комнату мужчина вошел. Прямо через зеркало! Представляешь! Я про такое только слышал. Это ж какую силищу надо иметь, чтобы вот так в зазеркалье самому пути прокладывать. Ну и всё, он ее с собой забрал.
Яков выдохнул, ощутил, как его отпускает, и едва сдержался, чтобы не поблагодарить богов вслух. Если бы Злата захотела, Клим бы сейчас поведал ему совсем другую историю. Яша не сомневался: брат не преминул бы похвастаться. Месяц назад он, конечно, согласился, что предложенный им спор был глупостью, но всё равно порой делал замечания о царевне и не пытался скрывать, что все еще поглядывает на нее. Не сомневался Яков и в том, что предложи Злата Климу разделить постель, тот бы не отказался. Но зачем тогда она пошла к нему? Захотела, а потом передумала? С другой стороны, теперь Яков хотя бы знал, что кто-то забрал ее. Вечером он даже написал ей сообщение на телефон, спрашивая, всё ли с ней в порядке, но она не ответила, и он весь извелся.
Клим устал ждать и пошел дальше, Яша двинулся следом.
– А кто забрал? Ее отец?
– Не-е. Кощея я видел. А этот молодой какой-то. Правда, от него меня тоже пробрало. А сам чернявый, кудрявый. Помнишь, у нас овца барашка черного уродила? Вот один в один. Она его Дёмом назвала.
Дём. Демьян. Брат. Значит, всё действительно хорошо. Злата в надежных руках. Хвала богам.
– Как думаешь, что с ней было? – спросил Клим, но Яков в ответ лишь пожал плечами. Он бы и сам очень хотел знать ответ на этот вопрос. Потому что у него были одни догадки.
Во сне Злата попросила ее обнять. Он обнял, и это как-то повлияло на нее. И если Яша всё действительно правильно понял…
– А ты чего всё молчишь? – с неожиданной обидой в голосе поинтересовался Клим, снимая кофту и бросая ее на лавку в начале беговой дорожки. – Всё утро молчишь.
– Я всегда молчу.
– Обычно ты слушаешь, – проницательно заметил брат и прищурился. – А в последний месяц тебя не дозваться. Что там за думы у тебя? Поделись, авось помогу?
– Нечем делиться.
– Вот так, – горько усмехнулся Клим. – Совсем взрослый стал, уже и помощь брата ни к чему. Ну и справляйся тогда сам, – а потом подбоченился: – А ведь ко мне зашла, а? Могла к матери пойти!
– Ага…
– Да ну тебя… Догоняй! – И Клим сорвался в бег.
Яков вздохнул, размялся немного и побежал следом. Дорожка была удобная, мягкая, словно земля в лесу, и бежать по ней было приятно. Но он этого не замечал. Ему нужно было до конца всё обдумать, и движение стало хорошим подспорьем, чтобы ничего не отвлекало. Он уже давно заметил, что ему лучше мыслится, когда руки заняты или вот ноги.
Злата ни разу не позволила себя обнять, когда они были вместе, но не смогла отстраниться сама, когда он всё же обнял, пока она спала. Проснулась и потребовала ее отпустить.