О детях Кощеевых

Вывод напрашивался сам собой. Он мог быть ошибочным, но если Яков что и знал о проклятьях, так это то, что условия для их снятия бывают разными. В сказках царевен будили поцелуями. Но они уже целовались, и это не помогло. Возможно, конечно, он недостаточно сильно ее любил. Либо, что куда более вероятно, это просто был не тот способ. Ибо знал Яков и другую сказку, рассказанную ему в детстве бабой Настей. И в ней девица расколдовала своего возлюбленного, заплакав над ним. Плакать над Златой, разумеется, смысла не было. А вот обнять ее…

Матушка всегда говорила, что объятия целебны и коли хочешь растопить боль, будто снег, надо пролить на нее тепло родных рук. «Вот ты был злой, а теперь добрый», – улыбалась она им, отпуская от себя. И правда, кто-нибудь из малышей, кто только что плакал и кричал, после ее объятий улыбался, стирая со щек злые слезы.

Он обнимет Злату, и всё то, что она заперла в себе, освободится и больше не будет томиться в ней, изнывая от боли. А она перестанет разрушать себя своими поступками. Во всяком случае, сможет взглянуть на них трезво, и тогда и решит, как жить дальше.

Главное, чтобы он не ошибся и ей не стало еще хуже.

Яков бежал уже третий круг, когда заметил, что Клим остановился на песке у турников. Брат вскинул руку, будто хотел создать пульсар, но ничего не произошло. Еще раз – и снова ничего. Яков решил, что тот отрабатывает какой-то пас. В былые времена Яше нравилось смотреть на мерцание пульсаров, и сейчас он пожалел, что брат не хочет действительно создать хотя бы один. Яков тоже добежал до турника и подпрыгнул, ухватился за перекладину, подтянулся. Еще и еще раз. Тело послушно выполняло требуемое, и ощущать собственную физическую силу было приятно. В родном мире отец заставлял их с Климом упражняться, говорил, сила нужна, чтобы защитить себя и родных, да и здоровье нужно блюсти. А ведь и правда: с тех пор как он начал ходить сюда по утрам с братом, спина практически о себе не напоминала, хотя Яков и не исключал, что это заслуга Кощеевой мази.

Клим потряс рукой, словно та устала отчего-то, потом прислонился спиной к турнику и внимательно посмотрел на него.

– Что-то в тебе изменилось, – заметил брат. – Никак не могу понять – что.

Яков замер на мгновение и спрыгнул на песок. Клим продолжал пытливо смотреть на него, и стало не по себе. Неужели правда что-то изменилось внешне, и оно заметно? А если брат догадается? Да нет, быть не может…

– Тебе кажется.

Врать было противно. Еще одно темное пятно на всей этой истории. В отношениях, которые нужно скрывать, всегда есть какой-то изъян. Или в тебе он есть, коли ты боишься открыто выйти к людям. «Я ни с кем не встречаюсь», – сказала Злата. Но почему? Уж не потому ли, что не готова показаться со своим избранником другим на глаза? И разозлилась она вовсе не на предложение встречаться. Нет, ее ужаснула идея влюбиться в него. Злату пугала любовь… Или что-то другое в ней? «Чтобы таскалась за тобой как кошка…» Но разве ж это про любовь?

– А ничего мне не кажется, – уверенно заявил Клим. – Посмотри на себя! Всё молчишь, думаешь о чем-то, со мной не говоришь, о доме не вспоминаешь… Не то что первые две седмицы. Эй… Да ты нашел тут кого себе, что ли?

Наверное, что-то в выражении лица Якова выдало его, потому что Клим рассмеялся и со всей дури хлопнул брата по плечу.

– Вот это ты молодец! Вот это учудил! Не ожидал! Считай, что прощен! А чего не рассказываешь-то? Кто такая? Из наших или отсюда кто? Ну, чего смотришь? Мне-то можно сказать.

Соврать. Нужно было снова соврать. Но Яков не смог ничего придумать. Он был слишком измучен событиями вчерашнего дня и бессонной ночью, чувством вины за всё произошедшее, необходимостью принять очень важное решение и воплотить его в жизнь, слишком сосредоточен на Злате, чтобы выдумывать еще что-то для Клима.

– А давай угадаю, – продолжил Клим. – Это кто-то из общежития? Так я всех уже знаю. Кто у нас там? Аглая? Ну, эта для тебя старовата. Забава. Она, да? Больше же нет никого. Точно она! Ты с ней поосторожнее, она, говорят, одним взглядом проклясть может. А вообще, конечно, девка красивая, понимаю, только она тут с отцом, ну да ты ведь это знаешь? Ой, а на тебе волос. Да вон, на футболке. Давай сниму. Чей это?

Яков попытался отстраниться, но было поздно. Клим стоял близко и успел протянуть руку и снять волос с его плеча. Задумчиво осмотрел, и улыбка стекла с его губ. Медный волос переливался на солнце, завиваясь в кольца, и даже так умудрялся выглядеть столь же строптивым, как и его хозяйка. А не опознать по нему хозяйку было невозможно. И Яков проклял свое утреннее решение надеть на тренировку ту же футболку, в которой был вчера.

– Это же… – начал было брат, но замолчал, словно не смог продолжить. Потом снова набрал в грудь воздух. – Ты что… ты с ней, что ли.

– Клим…

– Ты сошелся со Златой?

Яков промолчал. Он не мог соврать. И не мог сказать правду. Но по его молчанию брат и сам всё понял.