– А что еще могло случиться? Не думаешь же ты, что тебе пришлось бы ходить и покупать в Кветте[161]
натуры Пуссена?Мери рассмеялась.
– Или читать Макса Джейкоба в Равалпинди[162]
? Ты стала бы такой же мемсаиб, как и все остальные мемсаиб. Может быть, еще более замученной и недовольной, чем большинство из них. Но все же мемсаиб.– Пожалуй, что так, – согласилась она. – Но неужели человек находится целиком в распоряжении обстоятельств?
Он кивнул.
– И ты думаешь, я бы не спаслась?
– Не вижу, каким способом.
– Но это значит, что такого человека, как Я, просто нет. Я, – повторила она, положив руку на грудь. – Я не существую в реальности.
– Конечно же, не существуешь. В абсолютном смысле этого высказывания. Ты химическое вещество, а не живое существо.
– Но если человек реально не существует, удивительно, почему… – Она замялась.
– Зачем поднимать вокруг этого такую суматоху? – внес предложение Энтони. – Выть, кричать «ура» и скрежетать зубами. Вокруг приключений человека, лишенного самости вследствие ряда случайностей. И, несомненно, – продолжал он, – если ты начала интересоваться, ты рано или поздно поймешь, что нет причины поднимать такую шумиху – если ты обладаешь здравым смыслом. Как и я, – добавил он с улыбкой.
Наступило молчание. «Ты не поднимаешь шума, – подумала про себя миссис Эмберли, имея в виду Джерри Уотчета. – Не поднимаешь шума. Но как было возможно не поднимать шума, если он так глуп, так эгоистичен, так звероподобен и в то же время так дьявольски привлекателен – как вода в пустыне, как сон в пору бессонницы?» Она ненавидела его, но мысль, что через несколько дней он будет здесь, останется дома и заставит ее испытывать колкое ощущение по всему телу, преследовала ее. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула.
Все еще держа в руках котенка, как ребенка, покрытого мехом, Элен покинула лужайку. Она хотела побыть в одиночестве, вне пределов слышимости смеха, звенящих и беспомощных голосов. «Семь тысяч дней», – повторяла она снова и снова. И не только клонившееся к закату солнце делало картину величественно и узорчато прекрасной, но и раздумье о минувших днях, человеческих слабостях, о конечном неминуемом разуверении. «Семь тысяч дней, – произнесла она вслух, – семь тысяч дней». Слезы потекли у нее по лицу, и она еще сильнее прижала к груди спящего котенка.
Севернейк, Уайт-Хорс, Оксфорд, и между ними рев и вой «бугатти» Джерри Уотчета, порывы ветра, уклонения и падения, тошнотворное, но в то же время приятное ощущение ужаса от головокружительной скорости. И вот они уже вернулись назад. Казалось, прошло столетие, и одновременно – будто они никуда не уезжали. Машина сделала остановку, но Элен и не пошевельнулась, чтобы выйти.
– В чем дело? – спросил Джерри. – Почему ты не выходишь?
– Кажется, будто наступил страшный конец, – произнесла она со вздохом. – Словно разрушились чары. Или я вышла из магического круга.
– Магического? – вопросительно повторил он. – Это какой магии? Черной или белой?
– Пегой. – Элен рассмеялась. – Совершенно прекрасной и совершенно ужасной. Знаешь, Джерри, за то, как ты водишь, тебя нужно упрятать за решетку. Или в сумасшедший дом. Безумец и преступник. Но я обожаю такую езду, – добавила она, открывая дверцу и выходя из машины.
– Хорошо! – только и ответил он, награждая ее улыбкой, которая была подчеркнуто бесстрастной. Он нажал на газ, и автомобиль, выдохнув облако горелого масла, завернул за угол дома к гаражу.
«Восхитительна!» – думал он. И как он мудро поступил, когда взял ее в эту частную прогулку под своим покровительством. Хитрая приманка. Создал все условия для игры. Скоро она будет есть из его рук. Настоящей бедой, конечно же, была Мери. «Надоедливая сучка!» – подумал он с внезапным приступом ненависти. Ревнивая, подозрительная, назойливая. Вела себя так, будто он ее частная собственность. И вдобавок жадная и ненасытная. Все время бросалась на него – бросалась своим стареющим телом. Его лицо, когда он заводил автомобиль в гараж, сморщилось от презрения.
Не утруждая себя снятием пальто, полностью забыв о болезни своей матери и на секунду вообще о ее существовании, Элен прошла через прихожую и почти бегом ворвалась в кухню.
– Где Томпи, миссис Уикс? – потребовала она ответа у кухарки. Действие солнечного света, деревни и «Бугатти» Джерри таково, что ей сейчас обязательно был нужен котенок. Немедленно. – Мне нужен Томпи, – настаивала она. И тут же извинилась и объяснила: – У меня не было времени увидеть его сегодня утром. – Мы собирались в спешке.
– Кажется, Томпи неважно себя чувствует, мисс Элен. – Миссис Уикс отложила в сторону шитье.
– Неважно?
– Я положила его здесь, – продолжала миссис Уикс, поднимаясь с виндзорского кресла и указывая на дверь в буфетную. – Здесь прохладнее. Видимо, это реакция на жару. У него словно лихорадка. Не знаю даже, что с ним случилось, – заключила она тоном наполовину жалобным, наполовину сочувственным. Она сострадала Томпи. Но еще более она сострадала себе, потому что Томпи принес ей все это беспокойство.