О, этот вьюноша летучий!

Снег завивается в кольца за машиной. Со всех дорог, словно мамонты, надвигаются грузовики. Временами загораются тормозные огни. Переключаются светофоры.

Снег, снег, снег… Пролог кончается.

Снова белый цвет заливает экран, но теперь это уже не крутящийся снег, а высокие стены какого-то цеха. Большие окна. Над ними полоска лозунга «Идеи Ленина – вечны!».

Весь пол цеха заставлен крупными фигурами. От стены до стены ровными рядами не менее полусотни гипсовых бюстов. Видимо, это что-то вроде… Впрочем, чего там догадываться: это Производственный комбинат наглядной агитации, в котором работает художником наш герой Олег Семенович Хлебников.

Ему, между прочим, 35 лет, он выше среднего роста, широк в плечах и вполне был бы пригоден для героя мирового кино, если бы не явное и довольно уже знакомое выражение российской художнической истерийки, присутствующее в «зеркале души», то есть в лице.

Вот он входит в зал и одновременно входит его друг, тоже художник, Миша Шварц. Два входа через разные двери, немного как (или намеренно как) в театре. Они идут навстречу друг другу.

ШВАРЦ (очень возбужден, едва ли не дрожит).

Олег, вообрази, завтра мы получаем визы!

ХЛЕБНИКОВ

Ну, поздравляю, Мишка, хотя, честно говоря…

ШВАРЦ

Честно говоря, меня просто трясет… не укладывается в уме – через десять дней – Вена, потом Рим…

ХЛЕБНИКОВ

В Вене на Брейгеля побежишь… Завидую…

ШВАРЦ

Олег, но ведь это же конец, а? Все тридцать пять лет жизни остаются здесь. Это как собственные похороны, а?

ХЛЕБНИКОВ

Перестань! Подумай с другого угла – ты просто-напросто переезжаешь в другую страну. Художники всегда таскались по миру. Гоген жил на Таити.

Разговаривая, друзья проходят между бюстами и в конце зала вполне непринужденно, видимо привычно, присаживаются на две головы, достают сигареты.

ОЛЕГ

Больше половины уже друзей за бугром. Грустно…

ШВАРЦ (осторожно)

Олежка, а ты что, разве не понимаешь, чем тут дело пахнет?

ОЛЕГ

Нет, я не поеду. Ну, вообрази, вот я еду из России?! Прости – это вздор!

ШВАРЦ

Это потому, что ты Хлебников, а я Шварц?

ОЛЕГ

Не знаю. Мишка, может быть и поэтому. Просто это – дико. Ну, вообрази… (Он встает с головы Ильича и взволнованно жестикулирует. Надо сказать, что у него в минуты волнений появляется несколько странная, не вполне адекватная жестикуляция.) Олег Хлебников едет в Израиль! Ну, вообрази! Ну, хорошо, Ольга едет со мной… Да ты только вообрази, что будет с ее папашей! Дочка такого чекиста отваливает! Ну хорошо, я на него кладу, но… (На мгновение задумавшись, потом яростно бьет кулаком в ладонь.) Кто-то все-таки должен населять эту территорию!

В это время за стеклянной дверью, соединяющей цех «Ильичей» с какой-то галереей, останавливаются два человека, оба в официальных костюмах с галстуками.

ПЕРВЫЙ (показывает на художников)

Отъезжающий Шварц.

ВТОРОЙ

Шварц нас больше не интересует.

ПЕРВЫЙ

Вот как? Тогда…

ВТОРОЙ

Благодарю вас, Юрий Петрович.

Первый уходит, а второй, еще не старый здоровенный мужлан с широкоскулым крестьянским лицом, украшенным заграничными очками, внимательно и даже не без некоторой симпатии рассматривает Хлебникова.

Олег и Михаил между тем направились к выходу.

ОЛЕГ

…А кто-то должен и покидать эту территорию. Все нормально, Старик. Мы еще встретимся. Глядишь, еще… (Он хмыкает и выразительно хлопает ладонью одну из голов.)

ШВАРЦ

Оптимист!

Они выходят из зала. Субъект в очках с застывшей улыбкой смотрит им вслед на захлопнувшуюся за друзьями белую дверь.

Москва, Садовое кольцо где-то в районе площади Маяковского. Ночь, густой снегопад. Меж двух огромных, в человеческий рост сугробов осторожно паркуются «Жигули». За рулем Ольга, жена Олега. Рядом сидит он сам. Работают «дворники». Сквозь залепляемое снегом ветровое стекло мы все-таки можем увидеть, что супруги о чем-то весьма увлеченно, если не сказать напряженно, беседуют. Он как бы задает ей один вопрос за другим. Жестикулирует, заглядывает в лицо. Она отвечает, не глядя на Олега, так как занята еще и маневрированием. По этой мимической сцене мы можем сделать первую прикидку их отношений.

Машина, наконец, притерлась к обочине. Они вылезли и стали вытаскивать из салона и из багажника холсты на подрамниках, укутанные в старые одеяла. Можно рассмотреть Ольгу – высокую, чуть ли не в рост своего мужа, молодую женщину. Светлые волосы падают из-под меховой шапки. Они продолжают свой разговор, пока вытаскивают картины и пока идут, нагруженные, от машины к подъезду нужного им дома.

ОЛЕГ

В конце концов, кто-то должен населять эту территорию, правда?

ОЛЬГА

В этом-то все и дело.

ОЛЕГ

Ольга, происходит что-то дикое – Оскар, Эрнст, Лева, Гена, Эдик, Борька, Вадим… невозможно перечислить, все отваливают… Да? Русское искусство разваливается, так, что ли? Теперь вот и Мишка Шварц… Что происходит? Почему ты молчишь?

ОЛЬГА