О, этот вьюноша летучий!

Вбегает с авоськой, полной бутылок, озабоченный Слава Горшков. Мечется из угла в угол. Вскоре авоська пуста. Подбегает к Олегу.

ОЛЕГ.

Видишь, развешиваем…

СЛАВА (досадливо отмахивается).

Я не об этом. Есть горючее? (получает от Ольги бутылку коньяку, оживленно) Блеск! В заначку! Ребята, вы не волнуйтесь, у меня полно горючего в заначке. Захотите выпить, обращайтесь ко мне… (сморщившись, вытаскивает четвертинку из кармана джинсов). Пока никого нет, Олег, соси! Ольга, ты, конечно, откажешься?

ОЛЬГА.

Да почему же? Давай!

Пьют водку из горлышка. Слава из другого кармана вытягивает большой вялый огурец. Закусывают.

СЛАВА (мотает головой в сторону других комнат).

Они там сухое вино сосут, а настоящее горючее у меня в заначке, однако не для себя же прячу, Горшков не такой человек. Прячу для настоящих художников.

Настежь открываются двери «каминной», и на пороге толпа гостей во главе с хозяйкой салона Ликой Димитриади.

ЛИКА.

Имею честь представить коллекцию третьего участника вернисажа – Олега Хлебникова. Вот он и сам перед вами со своей очаровательной женой. Олег и Ольга – наши варяги. Олег, скажи, пожалуйста, несколько слов о своих холстах.

ОЛЕГ (он очень волнуется, даже побледнел).

Эта серия называется «Долгожданные животные». Я работаю над ней пять, нет, простите, шесть лет. Впрочем, виноват, уже около семи, ну, словом, вот… звери, так сказать…

Публика, благодушно улыбаясь, занялась созерцанием картин.

Престраннейшие животные смотрят с полотен на публику – волки с огромными испуганными глазами, нежнейшие эротические тигры, собаки и кошки. Как бы молящиеся и взирающие на небо, и так далее. Все эти твари, кажется, вот-вот заговорят, похвастаются или поплачут. Изображены они в манере так называемого «суперреализма», то есть с доведенным до предела живописным мастерством.

Престраннейшая, надо сказать, публика взирает на полотна: уцелевшие еще снобы Москвы, богемная молодежь, подозрительные денди, без сомнения артистические девушки от 20 до 60, дипломаты и иностранные журналисты. Разговоры среди гостей.

– …не узнаю Хлебникова. Он вырос в мастера!..

– Нет еще. Тамарин папаша разрешения не дает…

– Слышали про Шварца? Уже звонил из Вены…

– That’s wonderful painting!

– Oh, yes! I love it!

– А вы не собираетесь в отвал?

– Товарищи, уверяю, из самых серьезных источников – Олег Хлебников намылился в эмиграцию…

– А ты, Сорокин, не подумываешь?

– Что мне там делать? С голоду подохну.

– Говорят, Хризантемов попросил за свои «Овалы» 10 тысяч. Интересно, сколько Хлеб просит за свои холсты?

– Se voudrais acheter. Est-il paz cher?

– У Хризантемова, господа, концепция, а здесь, по сути дела, детский сад.

– Хлебников над каждым холстом работает полгода, а Хризантемов мажет…

– А мне, братцы, из всего этого больше всего нравится мадам Хлебникова.

– Шимкусы в Иерусалиме, но им там не нравится, кажется, собираются в Канаду…

– Лев женился на рестораторше, подает кофе туристам… Спился…

– Вздор, у него выставка в Копенгагене, его холсты идут по десять тысяч!..

– Я бы уехала, если бы точно знала, что в этом есть хоть малый смысл…

– Отъезд – это климакс, господа…

– Мы решились. Не можем больше здесь. Тошнит от этих рыл… от их речей… от их… всего… пошли бы они все к е… м…

– Тише, Паша, стукач Сорокин…

– Да пусть хоть Андропову стучит. Ненавижу!

– Славка, ты куда все горючее заначил? Людям выпить нечего!

– Спокойно, мальчики, все будет – и кофе и какао…

В углу «каминной» стоят Anne Stuart и Sean Caddihy, корреспонденты United Press International, оба совсем молодые люди, толстяку Caddihy лет тридцать, ну а Анн не более 25, она выпускница Школы журналистики в University of California at Berkley, и это ее первый месяц в Москве.

Мы попросили бы зрителей запомнить ее легкую фигуру, пышные волосы и огромные очки на розовощеком лице, впоследствии ей предстоит сыграть в этом фильме роль более серьезную, чем просто иностранной гостьи салона Лики Димитриади.

ANNE STUART.

I love these long-awaiting animals! But… for Christ sake, Sean, tell me, how they can be considered dangerous for State?

SEAN CADDIHY.

Imagine! This guy Khlebnikov has never gotten any display officially approved. Apparently they (он показал пальцем в потолок) just perceive something wrong. I know here an artist who paints only the roses, however everybody in Moscow finds these roses a little bit anti-sovietic, and nobody is surprised why he is in underground. When you start to write about none-conformists, you should realize what conformism means here…

Анн Стюарт внимательно смотрит на Олега, который в это время, запустив одну пятерню в шевелюру, а другую в бороду (привычный жест), презрительно взирает на одну из своих картин.

К нему подходит Слава Горшков с бутылкой лимонада и стаканом.

СЛАВА.

Успех, Олежа! Поздравляю! (Подмигивает.) Хочешь лимонадику? (Шепчет.) Это подкрашенная «Столица»! (Наливает стакан, торжествующе хохочет.) Дуй!