О, этот вьюноша летучий!

Капитан в отчаянии закрывает голову руками. Хохочут нарушители общественного порядка, алкаши и проститутки. Хризантемов мирно спит. Дружинники скручивают Олегу руки за спиной. «Ну, фашист, сейчас мы тебе покажем пятый угол!»

ОЛЕГ.

Кто фашист? Я? Это вы меня называете фашистом? Ах да, у вас свое есть имя – коммуниды!

НАРУШИТЕЛИ (с восторгом).

Коммунниды!

Двое дружинников затаскивают Олега в следственную комнату. Оттуда начинают доноситься крики избиения. Третий дружинник, холеный юнец в дубленке и пыжиковой шапке, объясняет капитану:

– Это опасный тип, капитан. Вам же дали понять, это идеологический враг. Гнездо сионидов под видом художественного салона. Теперь вы видите сами – прямой фашизм.

КАПИТАН (морщится).

Легче, легче, разве не понимаете, в каком сейчас состоянии нервы у людей…

Звонит телефон. Капитан снимет трубку. Третий дружинник направляется в следственную комнату.

В темной камере с зарешеченным окном трое молодчиков садистически избивают Олега.

– Вот тебе, сволочь, за Рыцаря Революции.

Олег уже почти без сознания. От каждого удара у него в голове рассыпаются искры, которые опадают в черноте какой-то пропагандистской мишурой. Он хрипит:

– Ссуки!

Вдруг вспыхивает свет. На пороге дежурный капитан.

– Прекратить безобразие!

Поднимает Олега и вытирает ему лицо носовым платком, обращается к дружинникам:

– Олухи царя небесного! У парня тесть – Лубенцов, куратор нашего министерства в Центральном Комитете. Только сейчас сам генерал Абрамов звонил (застегивает Олегу порванный пиджак). Вы свободны, товарищ Хлебников.

ОЛЕГ.

Без Хризантемова не уйду.

КАПИТАН.

Оба, оба свободны… (Выводит Олега.)

Дружинник в пыжиковой шапке смотрит вслед, криво улыбаясь:

– Лубенцов? Очень-очень любопытно…

В предрассветных сумерках возле магазина «Российские вина» на улице Горького трое: Олег, Ольга и Хризантемов, ловили такси.

По-прежнему шел густой снег. Москва еще спала.

Странно видеть под светящимся фонарем роскошную молодую даму в норковой шубе, поддерживающую двух растерзанных «ханыг».

Оба художника еще не вполне вернулись к реальности, однако Хризантемов в отличие от Олега, изрыгающего только одно слово «суки», пребывает в блаженном состоянии и мурлычет какой-то вздор:

Рембрандты и Ван Гоги,
Большие носороги…

ОЛЬГА.

Ну, успокойся, успокойся, Олег, ну перестань зубами скрежетать, ну, посмотри на Кешу, какой он милый, ну успокойся…

Олег вдруг вырывается и, качаясь, устремляется к телефонной будке.

В это время появляется такси. Ольга оглядывается с тревогой на Олега.

ОЛЕГ (хрипит в трубку).

Хей, мистер Ксерокс, это Хлебников. Пора вставать. Какой Хлебников? Забыли уже? «Долгожданные животные», «Long-awaiting animals». Дошло? О’кей! В общем я согласен, лады, забирайте товар! Что? (Хохочет.) ОК, ОК, до встречи!

Он выскочил из будки и скользя побежал к такси, куда Ольга в этот момент усаживала Хризантемова. Последний голосил на всю ивановскую:

Матиссы и Шагалы,
Красивые шакалы!..

ОЛЬГА.

Куда ты звонил?

ОЛЕГ (тычет пальцем в сумерки).

В-о-от туда, напротив, в «Нац»…

ОЛЬГА.

Принял предложение?

ОЛЕГ.

Да!

ОЛЬГА.

Ну, что ж…

Подталкивает Олега внутрь такси, а сама на мгновение застывает, остановившимся взглядом глядя на витрину «Российских вин», фонарные столбы и огромные сугробы, как будто осознавая, что, может быть, именно в этот момент произошел какой-то поворот судьбы.

…Такси уходит в сумерки, выхлопы завиваются в кольцо между двумя красными огоньками.

Чинная и очищенная от снега улица Алексея Толстого, район цэковских жилых домов. У подъездов в будках здоровенные милиционеры в дубленых шубах и белых портупеях. Яркий полусолнечный день. Падают редкие благопристойные снежинки.

К одному из этих домов подкатывает лимузин, новая модель «Чайки», это автомобили второго эшелона советской бюрократии, заведующих отделами ЦК и министров.

Милиционер берет под козырек. Из лимузина выходит крепкий мужчина слегка за 60, на лице которого, словно лепра, отпечаталась советская бесконтрольная власть – отец Ольги.

В это же самое время в отдалении появляется высокая фигура Олега Хлебникова. По мере приближения мы можем сделать заключение, что после геройской схватки с дружинниками уже прошло некоторое время: от синяков на благородном лице остались лишь легкие следы, облик чист и даже опрятен.

У милиционера однако возникают вполне оправданные подозрения – чего этому хиппи надо в цэковском доме?

– А вы к кому направляетесь, гражданин?

– К Лубенцовым, гражданин, – отвечает Олег.

– К Лубенцовым? – милиционер удивлен. – Чего это ты у Лубенцовых потерял, гражданин? – Характерный цепкий прищур.

– А я их зять, гражданин, – фиглярничает Олег. – К папе иду в шахматы играть, гражданин, – добавляет он.

– Я вам не гражданин, – вдруг обиделся милиционер. – Я офицер!

– Так точно, товарищ капитан, – сказал Олег.

МИЛИЦИОНЕР (удовлетворенно).

Откуда вы знаете, что я капитан, ведь у меня погоны сержантские.

ОЛЕГ.

Не первый день на свете живу.