Ольга смотрит через улицу и видит серую машину с надписью на боку «Трест Сантехника». Там за стеклом обнаруживается безучастное широкоскулое лицо в очках с толстыми стеклами.
ОЛЕГ.
Это рыло как будто бы преследует меня все последнее время. Оно похоже на мои персонажи с плакатов, не находишь?
ОЛЬГА.
Да, прости, Олег, у тебя воображение разгулялось.
В это время на крыльце ОВИРа начинается некоторое бурление, готовится запуск очередной группы.
МИЛИЦИОНЕР НА КРЫЛЬЦЕ.
Граждане еврейской национальности, соблюдайте порядок! Сейчас заходят десять человек, только десять человек!
По всей очереди волнение, и тетка с покупками, до которой не дошло обращение милиционера, уже выступает в своем репертуаре, кричит режущим нервы голосом:
– А вон, длинный без очереди полез! Гляньте, что делает! Вот люди! Не пускайте длинного-то!
Олег и Ольга в числе десяти очередников попадают внутрь ОВИРа. В спину им внимательно смотрит широкоскулая личность в импозантных очках.
В кабинете инспектора ОВИРа здоровенная лошадь, тов. Рыжина, обменивает эмигрантам внутренние советские паспорта на сомнительные выездные бумажки:
Хейфец, вас сколько выезжает?
Несовершеннолетних сколько?
Надо быть внимательнее.
Многосемейный отец Хейфец в некоторой растерянности направляется в коридор. Олег протягивает товарищ Рыжиной почтовую открытку и два паспорта, свой и Ольгин.
И вдруг что-то особенное ломает эту рутину. Товарищ Рыжина с вытянувшимся лицом смотрит снизу от стола на Олега:
– Хлебников? Олег? Семенович? Так-так-так.
От брезгливо-делового тона не осталось и следа. Инструктор Рыжина явно в растерянности, делает вид, что перебирает какие-то бумаги, заглядывает себе за спину, где имеется дверь в какую-то еще комнату, видимо, кабинет более высокого чина.
В это время этот высокий чин, нагловатый сорокалетний детина с лицом взяточника и картофельного обжоры, заходит из коридора.
К нему обращается Хейфец:
– У меня к вам вопрос, товарищ Горышин.
НАЧАЛЬНИК.
Я вам уже не товарищ, Хейфец.
ХЕЙФЕЦ.
Как же мне вас теперь называть?
НАЧАЛЬНИК (
Можете называть меня господин подполковник.
ИНСТРУКТОР РЫЖИНА.
Глеб Владимирович, тут Хлебниковы пришли.
Горышин, тут же подобравшись, расставаясь с глумливым выражением лица, молча забирает паспорта Олега и Ольги и удаляется в свою комнату.
Олег и Ольга в невероятном напряжении. Казенное убранство кабинета, плакат «Выше знамя социалистического соревнования!», шкафы с делами… Неопределенно постукивая багровыми ногтями по столу, товарищ Рыжина, растерянный Хейфец, трясущаяся жена, бабушка, величественная, как Екатерина II.
ХЕЙФЕЦ.
Товарищ Рыжина…
РЫЖИНА (
Марк Петрович, вам же сказали.
ХЕЙФЕЦ (на грани некоторой истерики).
Значит, я уже не товарищ… Воевал, был товарищ… пробито легкое… и я уже не товарищ…
Вышел начальник Горышин и с любезной миной обратился к Олегу и Ольге:
– Вот ваша виза, Олег Семенович (
У Олега потемнело в глазах.
ОЛЬГА.
Мы муж и жена. Вы соображаете, что говорите?
ГОРЫШИН.
Я соображаю, что говорю. Я выполняю распоряжение вышестоящих инстанций. Все понятно? Больше вас не задерживаю. (
Когда Олег и Ольга вышли на крыльцо, там базарила изгнанная мешочница:
– Значит, еврея́м дают? А русского человека опять обманули?..
…Они медленно брели вниз по Колпачному. Шел снег.
Было почти безлюдно, только метрах в двадцати за ними тихо ехала серая «Волга». Ольга все еще держала в руках свой паспорт.
ОЛЕГ.
Они думают, что меня выпрут, а дочь товарища Лубенцова оставят?! Наглые мерзавцы! Зачем подписывали Хельсинкскую декларацию? Привыкли издеваться над людьми! Сейчас же соберу пресс-конференцию! Прямо вот сейчас позвоню в NY Times!
Ольга вдруг слабо вскрикнула и упала на скользком тротуаре. Паспорт выпал из ее рук и лежал теперь на сугробе красным пятном.
ОЛЕГ (бросается к ней).
Что с тобой?
ОЛЬГА (в отчаянии пальцем тычет в сторону паспорта).
Посмотри, посмотри, Олег, что там внутри! Они поставили там печать о разводе!
Всхрапнул позади мотор – это разворачивалась в обратную сторону серая «Волга». Она поехала вверх по улице одностороннего движения, оставляя позади один за другим три красных знака «Проезд запрещен».
В этом месте сценария автор предлагает режиссеру откровенную любовную сцену.