О, этот вьюноша летучий!

Ты должен уйти из своей шараги, Олег.

ОЛЕГ

Да? А кто будет кормить тебя и Машку? Этим (показывает подбородком на картины) не прокормишься.

ОЛЬГА

И все-таки ты должен уйти. (Она на секунду останавливается и тоже подбородком очерчивает панораму ночной Москвы, в которой сквозь снег единственное, что выделяется, так это подсвеченные прожекторами коммунистические лозунги, транспаранты, плакаты, физиономии Брежнева и Ленина.) Нельзя тебе больше заниматься этим свинством…

ОЛЕГ

Вот как? А кто кормить…

Он смотрит на Олино лицо, румяное, с блестящими глазами, и начинает ее целовать.

(Суета, кто-то кого-то встречает. Новые гости входят в подъезд со снегом, отряхивают снег с шуб, хлопают шапками о колено, топают ногами…)

Наконец все собрано, и они у нужного подъезда.

На участке тротуара возле этого подъезда (6-этажный дом серого камня, «русский модерн» начала века) странное оживление. Здесь запаркованы машины иностранных марок, среди них даже один «кадиллак» с бразильским флагом и ливрейным шофером. Несколько прохожих остановились поглазеть, что, мол, за дип. прием там, где никакого нет посольства. Определенные личности в штатском покуривают в некотором отдалении. В этот подъезд и заходят Олег и Ольга. Там уже собралось много людей, ждут лифта, отряхивают снег с шуб, стучат ногами.

В большом старинном лифте плечом к плечу не менее десятка людей, среди них бразильский посол, мужчина с крупным носом, в шубе с бобровым воротником. Слышится английская, французская и бразильская, т. е. португальская, речь.

Олег и Ольга прижаты к стене лифта. Рядом с ними два местных жителя – бабка со злобным и подозрительным личиком и сохраняющий советское достоинство мужичишко из домоуправления, вполне очевидный бывший вохровец.

БАБКА (шепчет громко, вроде бы шипит, так как ей кажется, что никто в лифте не понимает по-русски).

Это, что ли, все к мадаме с чердака собрались, кумпания? Куда же смотрят, Иваныч?

ВОХРОВЕЦ (важно и со значением).

Куда надо, туда и смотрят, Петровна. Понятно?

БАБКА (догадливо).

Тада понятно, Иваныч, тада понятно. Тада порядочек… (хихикает по-блатному)

Ольга с Олегом переглядываются. Лифт останавливается на верхнем этаже, и бразильский посол на чистом русском языке с великолепным бразильским акцентом обращается к бабке:

– После вас, мадам! Прошу!

Гостей в чердачном помещении набралось, видимо, столько, что уже не вполне и вмещаются. Несколько человек курят на лестнице. Мимо них протаскивают свои картины Олег и Ольга. Богемная публика с любопытством их рассматривает. Реплики вслед:

– Как? Разве Хлебников еще здесь?

– А ты думал, уже в Париже?

– Киса! Он ежедневно на проспекте Вернадского пропаганду развешивает… Ради хлеба насущного приходится и черту в жопу…

– Тише, Сорокин тащится!

Разминувшись с Хлебниковыми и дружески похлопав их по спинам, к курящим приближается стукач Сорокин.

– Слышал, Паша, Хлебников уезжает…

БУРЕ (у него мощный бархатный баритон).

Пустое, Сорокин! Неправильная информация.

СТУКАЧ СОРОКИН.

Посмотри в мои рыжие глаза. Ты мне не веришь?

Все на лестнице довольно бесцеремонно хохочут.

Быстро проносится худой озабоченный Слава Горшков.

– Ребята, все горючее сдаете мне! Приказ хозяйки!

На дверях чердачной квартиры объявление.

Ежегодный декабрьский вернисаж

у Лики Димитриади.

Сегодня «Салон троих»

Ростислав Хризантемов, Нина

Хмельницкая, Олег Хлебников.

Хозяйка, декольтированная Лика Димитриади, в тесной передней, заваленной мокрыми пальто, встречает гостей, как будто на лестнице родового замка.

– Ну вот и наши варяги!

ОЛЕГ И ОЛЬГА

Господа, приветствуйте виновников торжества (шепчет Олегу, прикрывшись ладонью словно веером). Ты с ума сошел, развешивайся скорее – в каминный! (Тут же протягивает оголенные руки бразильцу.) Mister Ambassador, that is great pleasure to see you with us!

Олег и Ольга протискиваются по узким коридорчикам в «каминную». Становится совсем тесно, потом еще теснее. Лика ведет почетного гостя в гостиную, однако длинноволосые юнцы не очень-то церемонятся на встречных курсах, и вскоре посол, улыбнувшись, снимает галстук и прячет его в карман.

Картины развешаны повсюду, даже на дверях туалета. Немыслимая толкучка и в коридорах и двух комнатах трехкомнатной квартиры. Только в так называемой «каминной», где камин просто нарисован на стене, пока еще никого нет. Здесь развешивают свои картины Хлебниковы.