О головах

КАДРИ. А потом она издевалась над моим английским произношением. Я понимаю, что мне нельзя было так себя вести, но я не могла иначе. Она сама довела меня. (Пытается сквозь слезы улыбнуться.) А папа у тебя бравый. Этакий симпатичный донжуанистый старичок… петух в отставке…

ИЛЬМАР. Кадри…

КАДРИ. Ну, может, не совсем в отставке. Наверно; раньше он был бойкий петушок, пока его не переехал… этот каток.

ИЛЬМАР. Ты должна попытаться понять… этот каток.

КАДРИ. Почему я должна всех понимать? Сама она ни капельки не старается понять меня. Она ненавидит меня. Всеми фибрами.

ИЛЬМАР (успокаивает). Она ведь тоже нервная. Отец, когда они поженились, был довольно зажиточным. А мама — нет. Он здорово выпивал. Мама тайком откладывала деньги, тайком на дому шила. Только для того, чтобы я мог брать уроки музыки, тенниса, фигурного катания, чтобы одевался не хуже других. Вот на это и ушли ее нервы.

КАДРИ (вспоминает). «Одет, как куколка, а грязнуля из грязнуль». Мальчик, читающий «Алису». Ильмар, я, наверно, завтра извинюсь перед твоей мамой, что-то я была в растрепанных чувствах…

ИЛЬМАР (нежно). Бедняжка. Не надо. Ты и сейчас в растрепанных чувствах. Наша Кадри-растрепа.

Гладит ее по голове. Кадри не противится.

КАДРИ. Ага — растрепа. Знаешь, я вначале даже радовалась, что у тебя эта авария случилась. Думала, может, хоть это тебя образумит. А у тебя как пошли осечка за осечкой. Теперь те, кого ты раньше считал своими друзьями, встретив тебя на улице, живо перебегают на другую сторону.

ИЛЬМАР. Ну и пускай.

КАДРИ (радостно). Конечно, пускай. Было бы хуже, если бы ты один выпутался из этой истории. И постепенно ты превратился бы в большой, важный и пузатый нуль.

Ильмар опускается на ковер перед Кадри. Она тоже присаживается рядом с ним. Вскоре голова Ильмара оказывается на коленях Кадри. Все это означает ритуал примирения, который напоминает им обоим о чем-то светлом, давнишнем. Вероятно, нет необходимости диктовать актерам эти движения, а также интонации голоса. Короче — вся эта пантомима-метаморфоза должна перенести их обоих в некую радостно-лукаво-сентиментальную страну «пай-детишек».

ИЛЬМАР (напевал). Большой-большой, важный-важный, пузатый-пузатый нуль.

КАДРИ. Я не хочу, чтобы у меня был большой-большой, важный-важный, пузатый-пузатый нуль.

ИЛЬМАР. Тогда я не буду.

КАДРИ. Не будь!

ИЛЬМАР. Вот и не буду!

КАДРИ. Вот и не будь!

ИЛЬМАР. Ни за что!

КАДРИ. Ни за что!

ИЛЬМАР. Кадри, ты знаешь…

КАДРИ. Я не знаю.

ИЛЬМАР. Кадри, ты знаешь, из чего…

КАДРИ. Я не знаю, из чего.

ИЛЬМАР. Кадри, ты знаешь, из чего сделаны…

КАДРИ. Я не знаю, из чего сделаны.

ИЛЬМАР. Тогда я скажу тебе.

КАДРИ. Скажи мне…

ИЛЬМАР (напевая). Из чего сделаны мальчишки?

КАДРИ. Из чего сделаны мальчишки?

ИЛЬМАР.

Из лягушки и кота

и щенячьего хвоста.

Вот из чего сделаны мальчишки!

Из чего сделаны девчонки?

КАДРИ. Из чего сделаны девчонки?

ИЛЬМАР.

Из булки и крема

и клубничного джема.

ВМЕСТЕ.

Вот из чего сделаны девчонки!

Вот из чего…

Звонок.

КАДРИ (тихо). Не открывай.

Звонят снова и снова.

ИЛЬМАР. А вдруг это они вернулись?

КАДРИ. Родители? Нет, это не они. Не открывай. (Звонят.)