В современном языке многие славянизмы используются и для того, чтобы вызвать ироническое, насмешливое отношение к чему-либо. При этом часто выступают целые сочетания слов из книг «священного писания». Некогда они звучали возвышенно, торжественно, но постепенно, с изменением отношения к религии, стали звучать иронически: «Сначала меня поразило, особенно после Берлина, полное отсутствие просящих нищих. Думал, «во человецех благоволение». Оказалось другое» (В. Маяковский. Париж). Библейское выражение во человецех благоволение
(т. е. среди людей полное благополучие) употреблено явно не всерьез, а в шутку. В письменности Древней Руси, конечно, такого использования «священного писания» мы не встретим. Отношение к религии было иным, да и ирония средневековым произведениям мало свойственна. Но в XVII в. появляется сатирическая литература, распространявшаяся, по-видимому, в среде, далекой от духовенства. И вот здесь мы впервые встречаемся с использованием славянизмов в качестве средства пародии на церковную литературу. Одно из сатирических произведений, возникших в эту эпоху, было направлено против пьянства. Оно имело красноречивое заглавие «Служба кабаку» и пародировало текст из «Служебной Минеи». Сопоставьте эти два текста:
Благоугоден богови быв и возлюбен бысть, и живый посреди грешник преставися, восхищен бысть, да не злоба изменит разума его или лесть прельстит душу его, рачение бо злое губит добрая, и желание похоти променяет ум незлобив.
«Служебная Минея»
Благоугоден пьяницам быв, живый посреде трезвых преставлен бысть жалством, восхищен бысть и с ярыжными на воровстве уловлен бысть, да злоба покрыет разум его и лесть пьянства превратит душу его. Рачение бо злое губит добрая, и желание похоти прелагает его в ров погибели.
«Служба кабаку»
Итак, мы кратко остановились на том, что вызывает употребление славянизмов в тех произведениях, язык которых существенно отличается от церковнославянского языка.
Избирательное использование славянизмов сочеталось в летописных и художественно-повествовательных произведениях с широким применением разговорно-бытовой лексики и фразеологии, не свойственной церковно-славянскому языку. Эта лексика различна по происхождению: здесь и некоторые слова, унаследованные из общеславянского языка, и образования восточнославянской эпохи, и устные заимствования (из греческого языка, из тюркских языков и др.). Все эти слова попали в письменные памятники не книжным путем, а из живой речи. К числу таких слов, употреблявшихся уже в древнейших русских летописях и обозначавших различные предметы и явления повседневного быта, относятся, например, борона
, молотити, огородъ, гридь («воин, княжеский телохранитель»), конюхъ, лошадь, боровъ, лебеда, комузъ (т. е. «кумыс, напиток половцев», заимствовано из тюркских языков), борть («лесной улей»), деревня, погостъ («усадьба, поселок, место остановки князей во время объездов земель; место около церкви и кладбища»), теремъ, хоромъ («дом, строение»), порогъ, вѣжа («шатер, кибитка; башня»); гридьница — «помещение для княжеских телохранителей», бѣла («белка»), куна («куница; денежная единица»), перевѣсъ («большая сеть для ловли птиц и зверей, которая перевешивалась с одного шеста на другой или с одного дерева на другое»), перевѣсище («место, где устраивались перевесы»), коврига и др. Там же встречаем большое число устойчивых сочетаний, возникших в русской княжеско-дружинной среде и регулярно употреблявшихся разными летописцами. Вот некоторые из таких сочетаний: держати русскую землю («управлять русской землей»), сѣдѣти на столѣ (т. е. на княжеском престоле) дѣда своего и отца своего; ести хлѣбъ дѣдинъ («княжить в наследственной отчине»), въѣха со славою и честью великою, бишася крѣпко, поможе богъ, творити миръ («заключать мир»), прити (или ити) въ сторожѣхъ («прийти с передовым отрядом»), сложити голову, на свою голову, показати путь («изгнать»), ятися по дань («согласиться платить дань»), на щитъ дати («въдати) или възяти («в добычу отдать или взять»), сѣсти на щитѣ («сдаться»), възяти городъ копиемь, лови дѣяти («охотиться») и др. В состав таких русских словосочетаний изредка проникают хорошо известные славянизмы; так, описание отступления под натиском врага, как правило, вызывает употребление в летописном рассказе глагола движения с русским предлогом передъ или со славянизмом предъ: «Саксини и Половци възбѣгоша... пере(҃д) татары» (Суздальская летопись); «...побѣгнуша предъ угры» («Повесть временных лет»).