— Спасибо, Стецюра. В день реванша я повышу цены вдвое, но тебя оштрафую так, что ты запомнишь меня на всю жизнь.
— Я убью вашего студента, — мрачно ответил Стецюра.
— Это твое дело. Но обманывать арбитра не смеешь, иначе получишь «волчий билет» и ни один чемпионат тебя больше не примет.
В назначенный день Стецюра и Бредихин снова встретились на ковре. Елисей, как всегда, был в белом, Стецюра — в синем, но сегодня на нем почему-то был пояс, Это показалось Мишину подозрительным. Накануне Мишин сказал Стецюре:
— Ты ляжешь после перерыва. Студент возьмет тебя на «передний пояс» и подымет. Ясно?
— Ясно.
— И чтоб комар носа не подточил. Смотри мне!
Теперь Елисей боролся осторожно. Ни «пируэтов», ни «мостов». Борьба проходила скучно.
— Работать надо! — кричали с галерки.
— Давай, давай, студент!
Шла восьмая минута. Елисей готовился к «переднему поясу», и вдруг раздался свисток. Борцы остановились. Мишин ястребом налетел на Стецюру и вырвал из его пояса металлическую пряжку, острый язычок которой был выдвинут наружу: если б Елисей, обхватив противника, поднял его на себя, он распорол бы себе брюшину.
Арбитр поднял пряжку высоко вверх и показал публике.
— Вот на что идут некоторые борцы! Стецюра хотел нанести студенту тяжелое ранение.
С галерки раздался львиный рев. Стецюра бросился за кулисы. Но толпа, перепрыгивая через барьер, хлынула за ним. Мишин развел было руки, чтобы приостановить бурю, но его отбросили в сторону. Стецюра кинулся на конюшню, выключил свет и мимо Анжело и его дамы нырнул в угол стойла вороного жеребца. Толпа заполнила конюшню, но жеребец мирно грыз овес, время от времени оглядываясь на толпу и посвечивая в полутьме фиолетовым глазом.
Стецюру, конечно, выгнали из чемпионата. Трецек дал в своей газетке двадцать строк под названием «Борец Стецюра-Джек Потрошитель», и целую неделю народ валом валил в цирк поглядеть на милого сердцу студента, который едва спасся от гибели. Его осыпали цветами, забрасывали записками с просьбой о свидании, бросали в конвертах деньги.
Когда волнение утихло и сборы снова начали падать, Мишин придумал новую сенсацию.
— Елисей! Ты будешь бороться с любым дядькой из публики на звание чемпиона Крыма полутяжелого веса.
— Что вы, Мишин, куда мне?! Здесь ведь будет уже не театр, а самое настоящее.
— Ну и что ж такого? Неужели ты не положишь любого дядьку твоего веса, если он не знает всех тонкостей борьбы?
— Все-таки страшно.
— Не робей! Все пойдет как по маслу. Жюри-то будет мое!
Когда Мишин объявил с арены о состязании «Студента Икс» с любым желающим из публики, он выдвинул условия, которые были жестче самого Дракона с его кодексом:
— Первое: раз борьба ведется на звание чемпиона Крыма, то и бороться со студентом имеют право только жители Крыма. Второе: вес каждого претендента на это звание не должен превышать пяти пудов, поскольку сам студент весит четыре с половиной. Третье: соперник должен знать основные правила классической борьбы. Хватать ниже пояса, подножки, а также зажим органов дыхания запрещаются.
На арену вынесли базарные весы, стол и три стула.
— Почтеннейшая публика! Прошу трех человек занять места за судейским столом!
Из ложи, не мешкая, вышел высокий и тощий полковник из отставных земгусаров (это был сосед Мишина по меблирашкам, с которым арбитр частенько выпивал), за ним — любовница Мишина и одновременно хозяйка меблирашек и, наконец, городской сумасшедший Ефремка. Ефремку в городе хорошо знали и встретили его смехом и аплодисментами.
— Желающие бороться со студентом — ко мне! — гремел Мишин. — Пожалуйста! Не стесняйтесь! Есть же силачи среди вас. Крымская земля, как говорится, не пуста стоит.
И вот с трибуны сошли: короткий приземистый татарин и двое русских. Мишин потребовал паспорта.
— Вы мелитополец, — сказал он одному из русских. — Извините, но участвовать в соревновании вы не можете.
Потом он велел двум другим раздеться до пояса, снять сапоги и взвеситься. Тут все было правильно.
— На арену вызывается «Студент Икс»!
Под громкие аплодисменты вышел юноша в белом трико. Он был подобен колонне.
— Борьба ведется пятнадцать минут! — снова объявил зычный голос. — Если схватка не приведет к прямому результату, победа присуждается нашему борцу. Начали!
Борцы сошлись. Елисей, как полагается, протянул противнику руку, но тот, не здороваясь, кинулся на Елисея и свалил его на бок. Публика засвистала и зашикала.
— Некорректно, да бог с ним, — оглушительно заметил Мишин. — Наших борцов таким манером не возьмешь.
Действительно: Леська стряхнул с себя пять пудов и улегся лицом вниз. Противник пробовал повернуть Елисея то справа, то слева и тяжело дышал. От него пахло квасом и луком. Леська представил себе что-то вроде окрошки. Окрошку он давно не ел: в Крыму ее не знали.
Не сумев приподнять Леську, едок окрошки стал локтем сильно тереть ему шею.
Толпа зашумела.
— Прием запрещенный! — рявкнул Мишин.
— Неправда! — закричал сумасшедший Ефремка, выскакивая из-за стола. — Я видел, как Марко, этот святой, тер голову Залесскому, который чемпион Польши. Сам видел. Это называлось «массаж».