О хлебе, любви и винтовке

— Эй, Гайгалас, слезай! Все кончено! — донесся снизу чужой повелительный голос.

«С кем кончено? — Он сел. — Почему кончено? Я еще на посту, и вы меня так дешево не возьмете. Живым не сдамся! — Арунас на четвереньках подполз к лестнице и глянул вниз. Там за ноги тащили из-под соломы связанных людей. — Нет, так просто вы от меня не уйдете».

— Огонь! — крикнул он и нажал курок.

Автомат подскочил, затрясся и потащил Арунаса за собой в провал. Падая, он увидел красное заходящее солнце и заплетающимся, пересохшим ртом кричал:

— Подожгли, весь мир подожгли! Альгис, не сдавайся! — И нырнул в пламя вместе с солнцем и огромной охапкой соломы.

7

Альгис не знал, к кому броситься: Намаюнас оседал, падал на колени, поднимался, цеплялся непослушными пальцами за солому, скользил и опять падал. Йонас, запрокинувшись, вертел головой, на губах у него лопались кровавые пузыри.

— Розу… Розочку…

— Йонук, Йонялис, какую розу? — не понимал друга Альгис. — Это я, Бичюс… Почему розу?

Скельтис вертел головой, бил по земле забинтованными, похожими на культи руками, потом поднял кверху глаза и выдохнул тяжелым, булькающим вздохом:

— Р-ро-о-о…

Альгис выбежал во двор с криком:

— Повозку! Соломы до самого верха! — И снова понесся в сарай, метался от одного к другому, прикладывал ухо и ничего не слышал, кроме биения собственного сердца.

Без сознания был и Арунас. Когда ребята уложили всех на повозку, Бичюс погнал лошадей.

— Лейтенант, разбирайся! — крикнул он, обернувшись, и увидел догоняющего Трумписа. — Садись сзади, головы держи!

Вскоре Лаймонас прорычал:

— Остановись! Пить просит!

Альгис выскочил из тарахтящей телеги, закрутил вожжи, нагреб снегу и, догнав повозку, подал Трумпису:

— Ко лбу прикладывай!

— Растрясешь, черт!

Альгис придержал лошадей.

— Не надо, — выговорил вдруг Намаюнас. — Не тряси! Остановись!.. Я хочу сказать… Все равно ничего не выйдет… Сына ждал, очень… — Он облизал запекшиеся губы. — Но ты не понимаешь… — Собрался с силами, снова заговорил: — Возьми из кармана документы… Один там для тебя… — Лошади едва плелись. Трумпис грязной рукой размазывал слезы по лицу и бил кулаком по краю повозки. Альгис вынул из внутреннего кармана шинели Намаюнаса пачку окровавленных бумаг. — Застегни!.. Холодно… Теперь вези… может… успеешь… Не тряси…

На половине дороги им встретились бешено мчавшаяся «эмка» Гайгаласа и «Скорая помощь». Раненых перенесли в «Скорую», Скельтиса брать не стали.

— Все! — Больше врач ничего не прибавил. Но Альгис продолжал гнать изо всех сил. И все же опоздал в больницу на целых полчаса.

Антон Марцелинович уже лежал осунувшийся, побелевший, с заострившимся носом и немного открытым ртом. Альгис постоял около него молча и сказал санитару, накрывавшему простыней лицо Намаюнаса:

— Во дворе еще один. Вскрытие, наверное, будете делать…

В партийном комитете за столом дежурного милиционера сидел Гайгалас-старший. Он подпер голову руками, молча смотрел на подошедшего Альгиса. У Бичюса не было желания начинать разговор первым.

«Неужели он их обоих?» — спрашивал взгляд Гайгаласа.

«Да», — безмолвно утверждал Альгис.

«Но он не виноват», — молили глаза старика.

«Никто его и не обвиняет». Альгис положил бумаги на стол, а простой грубый конверт с надписью «Рекомендация» спрятал в карман. Вышел, так и не сказав ни слова.

На улице под липкой его ждал Лаймонас.

— Ты еще здесь? — удивился Альгис.

— Так ведь обещал могилу показать…

— Обещал… — ответил Альгис, не в силах думать ни о чем, кроме страшной нелепости и несправедливости случившегося.

«Лаймонас пули допроситься не может, а тут — после всех мучений, на самом пороге, когда оставалось только нагнуться и взять…»

— Так как же, комсорг?

— Покажу. Дай только своих закопать.

Через два дня у Альгиса в Рамучяй дел больше не было. Он взял у дежурного чемодан, сложил вещи Гинтукаса и отправился с ним на станцию.

— А кенаря не возьмем? — спрашивал мальчик.

— Замерзнет.

— А папка умел и зимой носить…

На станции было холодно и неуютно. Дежурный в разговоры не пускался, велел ждать. Альгис закурил.

— Под землей, наверное, страшней, чем под бочкой, — рассуждал Гинтукас.

— Конечно, — согласился Альгис.

В зал вбежала запыхавшаяся дочка Цильцюса Роза. Она подлетела к дежурному:

— Поезда еще не было?

Дежурный торжественно повернул ее в сторону расписания, потом — к часам.

— Айюшки, ты что, околеешь, если скажешь? — рассердилась Роза.

Увидев Альгиса, бросилась к нему.

— Думала, не догоню.

— Да, еще бы немного…

— Я насчет Гинтукаса хотела. — Она смущенно опустила опухшие глаза. — Хозяйка сказала… Мыс Йонасом, вечный ему покой, договорились. — Слова Розы звучали в ушах Альгиса, как падающие на гробовую доску комья земли. Только теперь он понял, о какой Розе говорил перед смертью Скельтис.

Альгис не мог противиться его воле.

— Пойдешь к тете? — спросил он, наклонившись к мальчику.

— Не знаю.