О хождении во льдах

Перед сном я отправился прогуляться по центру городка, хотя уже находился за сегодняшний день. Тут шла праздничная процессия с духовой музыкой, петардами и маленькими девочками, которые вышагивали как на параде. Родители, дети, а за ними телега, которую тянул трактор. На телеге, вокруг которой сгруппировались члены добровольной пожарной дружины, стоял Дед Мороз и бросал детишкам леденцы из картонной коробки, а те ловили их с такой жадностью, что двое мальчиков, кинувшихся за отлетевшими слишком далеко сладостями, больно ткнулись со всего размаху в запертую дверь. Сам Дед Мороз выглядел настолько нелепо, что меня чуть удар не хватил. Лица почти не видно из-за огромной ватной бороды и усов, а то, что еще можно было бы как-то разглядеть, скрыто под солнечными очками. Ровно тысяча человек собралась перед ратушей, и Дед Мороз приветствовал толпу с балкона. Незадолго до этого трактор случайно въехал в стену дома. Мальчишки бросили петарды под ноги девочкам в форме, которые разбежались в разные стороны, а потом все дружно отправились в ближайшее бистро в туалет. Когда Дед Мороз в своих солнечных очках возник на балконе, меня затрясло от внутреннего смеха. Люди стали на меня странно посматривать, и я удалился в бистро. Когда я жевал свой сэндвич, я, не заметив, зажевал и конец своего шарфа, от этого меня снова всего затрясло, так что стол заходил ходуном, хотя внешне этот приступ внутреннего смеха никак не отразился на моем лице, скорее, оно выглядело совершенно перекосившимся. Официант обратил на меня внимание, и я предпочел сбежать на окраину городка, в трейлер, в тот самый роскошный выставочный экземпляр. Правая нога от долгого перехода выглядит не слишком хорошо. Ахиллово сухожилие по-прежнему воспалено, тут все еще значительная опухлость, к тому же еще и щиколотка опухла, вероятно потому, что я целый день шагал по асфальтированной дороге, при этом левая нога ступала по ровной поверхности, тогда как правая попадала на легкий скос, сделанный для стока дождевых вод, то есть не становилась ровно и при каждом шаге слегка подворачивалась. Завтра мне обязательно нужно будет время от времени переходить с одной стороны на другую. Пока дорога шла через поля, ничего не чувствовалось. Подошвы горят от раскаленного ядра в недрах Земли. Ощущение одиночества сегодня острее, чем когда бы то ни было. У меня развиваются диалогические отношения с самим собой. От дождя можно ослепнуть.

Суббота, 7.12

Я только снова натянул на себя выставочное одеяло до самых ушей, как заметил, что снаружи пошел сильный дождь. Ну хватит уже, больше не надо! Неужели солнце проигрывает одну битву за другой? Только около восьми утра я наконец выдвинулся в путь, абсолютно деморализованный, несмотря на ранний час. Дождь и сырость немилосердные, и на всем пространстве лежит печать глубочайшей тоски. Холмы, поля, грязь, декабрьская печаль.

Мирекур, оттуда дальше в направлении Нёшато. Было много машин, а потом полил уже настоящий проливной дождь, тотальный дождь, затяжной декабрьский дождь, который деморализовал меня еще больше, потому что он был таким холодным, таким неприветливым и пронизывающим все насквозь. Я прошел несколько километров, и меня подобрала проезжавшая мимо машина, водитель сам остановился и спросил, не хочу ли я сесть к нему. Я сказал, что хочу. Впервые за долгое время я жевал жвачку, которую дал мне мужчина. Благодаря этому ко мне вернулась некоторая уверенность в себе. Я проехал чуть больше сорока километров, но тут во мне взыграла упрямая гордыня и я пошел дальше пешком под дождем. Завеса дождя закрыла пространство. Гранд оказался всего лишь бедной деревенькой, но там имеется древнеримский амфитеатр. В Шатнуа, который во времена Карла Великого был центром этой местности, работает довольно большая мебельная фабрика. Здешнее население пребывает в большом беспокойстве, потому что владелец фабрики в одночасье всё бросил и оставил производство без руководства и каких бы то ни было инструкций. Никто не знает, куда он сбежал и уж тем более почему. Бухгалтерская отчетность в порядке, с финансами никаких проблем, но владелец фабрики просто исчез, не сказав никому ни слова.