О ком молчит Вереск

Он специально такой… Это игра. Только сердце замирает и бьется, замирает и бьется. Арманд никогда не был таким с Таней. Точнее, был. Один раз. В том парке с чертовым колесом. И все. Потом она видела только циничного зверя-потребителя, который унижал и топтал, понукал и ласкал через унижение. И внутри диссонанс. Как будто меня разорвало на две части. Одна из них Таня, которой сердце и душу вырезали тупыми ножницами, а вторая Нина… и они готовы сцепиться насмерть. Сцепиться за него и уродовать друг друга с бешеной яростью. Одна за то, что вторая предает, трахается с врагом и кончает с ним, а вторая за то, что первая мешает наслаждаться… мешает радоваться и чувствовать эйфорию. Как же сильно хочется забыться, отдаться этому смерчу, позволить закрутить себя и растереть в пепел.

Он сжимал мою руку, пока мы ехали домой. Гладил мои пальцы. Ни один мужчина в моей жизни не был со мной нежен. Я не знаю, что это такое, и эта ласка, эти сладкие прикосновения словно смазывают каждую рану бальзамом. Я невольно глажу его пальцы в ответ, и к щекам приливает кровь, когда вспоминаю, что эти пальцы умеют творить с моим телом, какие громкие стоны выдирают из него. Таня внутри шипит «убери руку, не позволяй ему трогать наше сердце, не позволяй искалечить снова и поставить на колени… мы уже не встанем. Второй раз у нас не хватит сил… Мы должны ради Мати его уничтожить!» И я знаю, что она права, знаю, что так и нужно сделать. Играть, отталкивать и снова играть, а потом столкнуть в яму и безжалостно засыпать землей. Ведь я даже мысленно наваяла ему памятник с портретом и датами рождения и смерти. Даже представляла, как скажу Матео, что его отец умер… И, нет, ничто во мне не ужасалось. Я могла вычеркнуть его из своей жизни и из жизни сына так же легко, как он вычеркнул меня и забыл.

– Уверена, что он виноват?

Владимир, как будто какой-то безжалостный прокурор, способный заставить меня испытывать угрызения совести.

– Уверена, что правильно делаешь, наказывая их обоих?

– Муж и жена – одна сатана. Они были заодно. Я не верю, что он ничего не знал, когда она держала меня в подвале в их доме и относилась хуже, чем к собаке.

– Мог не знать. Поверь, жизнь очень непредсказуемая штука. Она не сравнится ни с одной самой изощренной выдумкой!

– Я в это не верю. Он жестокий и циничный хищник. Он способен на подлость, как и она. Ты не знаешь… какой он.

– В тебе говорит ярость и жажда мести. Но ты забываешь, с чем пришла к нему сама. Забываешь о том, что сама договорилась с его женой об этой афере.

– Возможно, но я успокоюсь, когда они все будут наказаны. Не отговаривай меня, Вов…. Не надо. Я шла к этому долгие годы.

– Погубишь его и сможешь дальше жить с этим? Уверена?

– Уверена! Я не смогу жить, если они не понесут наказания!

Только память подбрасывала картинки про этот адский секс, эту дичайшую и сумасшедшую страсть. Я не представляла, что будет именно так. Я думала, мне придется играть… придется изображать похоть и желание, а у меня сорвало все тормоза. Как будто изнутри вырвалось что-то мощное и очень голодное наружу. Мне было с ним хорошо. Безумно хорошо, невероятно хорошо. Мое тело наполнилось и перестало ныть от пустоты… И в то же время где-то ноет страх, ужас впасть опять в зависимость от его рук, от его ласк, от его наглого языка, от его взгляда. Меня ослепляло феерическими оргазмами, на которые, мне казалось, что я не была способна. Словно именно этот мужчина чувствовал, знал, где ласкать, где трогать и надавливать, где грубо растирать и с какой частотой вдалбливаться в мое тело.