О, мед воспоминаний

черного мрака и дал мне силы переносить дальнейшие страдания. Было что-то

гипнотизирующее в его успокоительных словах, и потому всю жизнь я помню, как он

помог мне в такие тяжелые дни...

В более поздние годы к нам повадилась ходить дальняя родственница первой

жены М.А. (первая жена Михаила Афанасьевича Булгакова — Татьяна Николаевна

Лаппа, на которой он женился еще будучи студентом), некая девушка Маня, существо во

59

многих отношениях странное, с которым надо было держать ухо востро. Работая на

заводе, она однажды не поладила с начальством и в пику ему закатила такую истерику

(воображаю!), что ее отправили в психиатрическую больницу. Правда, через несколько

дней врач разобрался, что это притворщица и выписал ее домой. М.А. спросил ее, на что

же она рассчитывала, устраивая такие фокусы. „На вас, — не моргнув глазом, ответила

она. — Я знала, что вы меня все равно во что бы то ни стало выручите!"

Вообще-то она была девка бросовая, но вот в доброте Михаила Афанасьевича ни

минуты не сомневалась...

Михаил Афанасьевич любил животных, но это я его „заразила". Я рада, что

привнесла совершенно новую тему в творчество писателя. Я имею в виду, как в его

произведениях преломилось мое тяготение, вернее, моя постоянная, неизменная любовь

к животным.

Вот передо мной весь его литературный путь. Нигде, никогда (если не считать

фельетона „Говорящая собака", напечатанного в „Гудке", да и собака-то там — объект

жульничества), не останавливается он на изображении домашней кошки, любимой

собаки: их у него просто не было, как вообще не водились они в киевском доме

Булгаковых.

Обратимся к роману „Белая гвардия". Обжитой дом, уютная обстановка, дружная

семья. Казалось бы, где как не там, приютиться и свернуться калачиком на старом кресле

домашнему коту. Нет. Не может здесь этого быть. И вот появляюсь я, а вокруг меня

всегда ютится и кормится всякое зверье.

В 1925 году в нашем первом совместном доме (в Чистом переулке) написана

повесть „Собачье сердце", по-

109

священная мне. Герой повести, бродячий пес Шарик, написан с проникновенной

симпатией.

Следующее наше жилье в М. Левшинском переулке „оснащено" кошкой Мукой. Она

воспета в рукописной книжке „Муки-Маки" (стихи Вэдэ, иллюстрации Н.Ушаковой и

С.Топленинова).

В последнем, неоконченном произведении М.А., „Театральном романе", в главе

„Неврастения" Максудов, от лица которого ведется повествование, подвержен страху

смерти. В своем одиночестве он ищет „помощи и защиты от смерти". „И эту помощь я

нашел. Тихо мяукнула кошка, которую я некогда подобрал в воротах. Зверь

встревожился. Через секунду зверь уже сидел на газетах, смотрел на меня круглыми

глазами, спрашивал, что случилось. Дымчатый тощий зверь был заинтересован в том,

чтобы ничего не случилось. В самом деле, кто же будет кормить эту старую кошку?"

„— Это приступ неврастении, — объяснил я кошке, — она уже завелась во мне,

будет развиваться и сгложет меня. Но пока еще можно жить..."

Следующий этап — пес Бутон (назван в честь слуги Мольера).

Мы переезжаем в отдельную трехкомнатную квартиру на Б. Пироговской, где

будет царить Бутон.

В романе „Мастер и Маргарита" в свите Воланда изображен волшебный кот-

озорник Бегемот, по определению самого писателя, „лучший шут, какой существовал

когда-либо в мире". Прототипом послужил наш озорной и обаятельный котенок Флюшка.

В этом же романе (в главах, написанных с непревзойденным мастерством) у

прокуратора Иудеи, всадника и патриция Понтия Пилата, существует любимая собака

Банга. На допросе Иешуа, когда наступает переломный момент и головная боль у

прокуратора проходит, Иешуа говорит Пилату: „Ты не можешь даже и думать о чем-

нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому,

существо, к которому ты привязан..."

60

В пьесе „Адам и Ева" (1931 г.) даже на фоне катастрофы мирового масштаба

академик Ефросимов, химик,

110

изобретатель аппарата, нейтрализующего самые страшные газы, тоскует, что не

успел облучить своего единственного друга, собаку Жака, и этим предотвратить его

гибель.

„ЕФРОСИМОВ. Ах, если бы не Жак, я был бы совершенно одинок на этом свете,

потому что нельзя же считать мою тетку, которая гладит сорочки... Жак освещает мою

жизнь. Жак — это моя собака. Вижу, идут четверо, несут щенка и смеются. Оказывается

— вешать! И я им заплатил 12 рублей, чтобы они не вешали его. Теперь он взрослый, и я

никогда не расстаюсь с ним. В неядовитые дни он сидит у меня в лаборатории и смотрит,

как я работаю. За что вешать собаку?"

* * *

Мы часто опаздывали и всегда торопились. Иногда бежали за транспортом. Но

Михаил Афанасьевич неизменно приговаривал: „Главное — не терять достоинства."