О моей жизни

Он запретил в том монастыре симонию, искоренил взяточничество и, как следствие, предвзятость при принятии решений, считая такие грязные сделки проклятыми. И поскольку этот человек лучше большинства своих последователей разбирался в законах и благодаря этому был более известен в замках и городах, то сначала пошли разговоры о переводе его в более богатое аббатство, а затем были приняты меры для назначения его епископом. В то время епископский престол Амьена оставался вакантным на протяжении двух лет[313], и аббат объявил себя сторонником архидьякона того города, добивавшегося для себя должности при поддержке определённой части духовенства и мирян. Затем благодаря его природной смекалке и тому факту, что он был монахом, его избрали епископом, хотя он добивался этого для другого. С санкции Рихарда[314], бывшего епископа Альбано и в то время папского легата во Франции, созвавшего собор в Труа, он был назначен епископом Амьена и выведен из Ножана.

С тех пор он начал трудиться с вящей славой и успехом и добился такого всеобщего уважения, что даже прелаты выше него рангом относились к нему с особым почтением, короче говоря, он стал повсюду чтим как олицетворение религии, и одному лишь Богу ведомо, желал ли он или боялся того, чего столь внезапно достиг. Но я уже знал, что страстно желаемое в начале может оказаться несчастливым в конце. Хотя начало его карьеры очевидно сопровождалось рукоплесканиями, и с годами слава стала его вестником, сейчас, как это часто бывает, исходящее от человека сияние померкло или же вовсе угасло. В первый же день своего пребывания в городе, взойдя на возвышение для произнесения проповеди, он заявил, что хотел бы всегда оставаться на высоте, не желая, чтобы к нему были применимы слова поэта:

Горы томятся родами, и мышь смешная родится.[315]

Эти слова, истинное пророчество грядущего, запали всем в душу, и по мере того как его репутация всё ухудшалась и ухудшалась, его перспективы становились всё туманнее и туманнее. Но давайте больше не будем говорить на эту тему сейчас, ибо я намерен вернуться к данному вопросу позже.

Глава 3

Монастырь, который он содержал умно и пристойно, и где после выборов, о которых я писал выше, если бы захотел, мог бы жить в величайшем счастье и независимости на своих условиях, никому не обязанный, стал моей судьбой. Я не знаю, избрали ли меня по воле Божьей или вопреки ей[316]. Единственное, о чём я открыто заявляю — это то, что должность досталась мне ни благодаря моим связям и влиянию, ни по ходатайству моей родни. В отношении этого всё было хорошо. Но я здесь никого не знал, и меня тоже никто не знал, так что моё положение не выглядело столь выгодным, как может показаться читателю. Я не был уверен в себе, ведь я был для них чужим, как и они для меня, и мы могли не понравиться друг другу по той или иной причине. Некоторые люди так и думали. Такое случалось или могло случиться где угодно, но я никоим образом не утверждаю, что так было в данном случае. Несомненно, знакомство с человеком и фамильярность с ним порождают дерзость, а дерзость легко перерастает в безрассудство[317]. В самом деле, мы обычно относимся к незнакомым людям с бо́льшим уважением, хотя, когда я только пришёл в монастырь, они совершенно не скрывали от меня своих потаённых чувств. Во время праведной исповеди они отворяли свои сердца и, раскрывшись, становились одним целым со мной настолько, что я, думавший, что повидал повсюду разных монахов, не знал ничего, что могло бы сравниться с их уважением ко мне.

Ты знаешь, милосерднейший Боже, что я начал сей труд не из гордыни, а из желания покаяться в своих злодеяниях, в которых я признался бы со всей откровенностью, если бы не боялся испортить умы многочисленных читателей своими отвратительными поступками. Я говорю, что признаю свои прегрешения, и осознаю, насколько справедливо Твоё милосердие, обусловленное не моей порочностью, а твоей любовью ко мне. И если мне доведётся говорить о ком-либо, я буду раскрывать его характер и рассказывать о том, что произошло в дальнейшем, чтобы продемонстрировать Твоё правосудие. Ты знаешь, что в этих поучениях, которые суть Твои, я неохотно употреблял оскорбительные и злые слова, и что я попытался рассказать историю своих удач и неудач в назидание другим.