О моя дорогая, моя несравненная леди (СИ)

Подойдя к нему Кирилл улыбнулся. На простом картонном листе, обрамленным изящной рамочкой, яркое, полуденное солнце, сверкавшее где-то в зените, проливало свои лучи на широкую морскую равнину. На переднем плане равнину замыкал берег, изогнутый длинной лукой. В центре, на берегу, стоял могучий, вековой дуб. Все, и его корни, тугими жилами вспучивавшие песок, и его ветви обнимавшие небо, и его темная, грубая, посеченная ветрами кора излучали силу и мощь. А вокруг дуба, обивая и льня к нему, струилась тоненькая лиана, терявшаяся затем в раскидистой кроне. И там где нежный побег, усыпанный цветами, соприкасался с жесткой шершавостью темной коры, та светлела и теплела...

-Сохранили?

-Спрашиваешь! - возмутилась Елена.

-К столу! - скомандовал Паша...

...Кирилл едва успел осушить бокал, как хозяин поднял бутылку шампанского, прохлаждавшуюся в ведерке со льдом и освежил хрусталь.

-За Карибы?! - улыбнулась Елена.

Кирилл поднял бокал и украдкой взглянул на рисунок. Нет, как ни крути, а она сильно изменилась...

А застолье, между тем, шло своим чередом.

Наравне с хозяевами, за столом, в добрых патриархальных традициях восседала немногочисленная домашняя челядь.

Мария Ивановна, красивая крупная женщина либо только еще подбиравшаяся к пятидесятилетнему юбилею, либо едва миновавшая его живо напомнила Кириллу "Русскую Венеру". Та же тяжелая славянская стать, то же ощущение здоровой, обузданной силы во всем теле. И лишь темно-русая коса, уложенная на голове наподобие короны в старорежимном, советском стиле, нарушала цельность образа. Распустить бы ее да одежды поубавить. И можно в сауну. Кустодиев в стиле модерн.

Гордая, прям как у образцового курсанта осанка, плохо вязалась с теплом больших карих очей женщины. Когда она выслушивала очередную просьбу Лены (распоряжение - не вполне уместное в данном случае определение), из уголков ее глаз разбегались солнечные лучики морщинок. Чувствовалось, что в этом доме она претендует на более значимую роль, нежели простая прислуга. Так оно, в общем-то, и было на самом деле. Мария (она сразу же попросила Кирилла забыть о ее отчестве, сказав, что приберегает его для подчиненных) совмещала обязанности горничной и повара, а в длительные периоды отсутствия хозяев превращалась в домоправительницу, ведая всем хозяйством.

Пару в этом непростом деле (и только в нем, если Кирилл правильно все понял) ей составлял Федор Петрович. Привязать его к какому-то конкретному полотну оказалось сложнее. Он, скорее, представлял собой собирательный образ этакого бывалого, матерого, потрепанного, но не сломанного жизнью мужика. Твердо знающего, в чем ее, жизни, смысл, но не торопящегося оповещать о своем знании всех и каждого. Может в силу элементарного недоверия ко всем и каждому, а может - в силу присущей ему немногословности.

Петрович (он как раз предпочитал обращение по отчеству, приберегая свое имя неизвестно уж для кого) судя по всему обогнал Марию на десяток лет. Хотя, запросто могло оказаться, что это - лишь видимость, печать жизненного опыта, отмеренного не столько годами, сколько километрами, пройденными за эти годы. Чувствовалось, что он как следует поскитался по свету и наверняка - за казенный счет. В хорошем смысле слова. В любом случае, его крепкая, мускулистая фигура внушала уважение. И даже зависть. Не факт, что в его годы сам будешь выглядеть так же, подумал Кирилл. Клетчатая ковбойская рубашка туго обтягивала широкий разлет плеч, а в треугольнике расстегнутого ворота виднелась порядком застиранная морская тельняшка.

Портрет завершало загорелое, обветренное лицо, широкое и чуть плосковатое, с носом, не то чтобы откровенно свернутым набок, но явно сломанным и неважнецки залеченным во времена оны.

Насколько понял Кирилл, в хозяйстве Петрович умудрялся совмещать плохо совместимые профессии садовника и водителя, обихаживая одновременно и сад и гараж. А, кроме того, охранял усадьбу.

Говорил Петрович мало, уделяя больше внимания своей тарелке, чем круговороту светской беседы. Елена, легко, без малейшего стеснения посвящавшая Кирилла в маленькие домашние тайны, сообщила, что в отличие от Марии, неизменно трапезничавшей вместе с ними, водитель-садовник предпочитал отдельный стол в собственной комнате. Он полагал, что трансляция футбольного матча по спортивному телеканалу - несравненно лучший аккомпанемент для приема пищи, нежели пустопорожний бабский треп. И к столу общему выходил с большой неохотой и лишь в особо торжественных случаях.

В общем, присмотревшись к ним обоим, Кирилл пришел к выводу, что в этой паре именно Мария Ивановна претендует на роль капитана. Ну а Федор Петрович - классический, выверенный до последнего штриха, боцман. Сильный, спокойный, уверенный в себе, немногословный и чуточку мрачноватый работяга-исполнитель, который запросто мог бы стать и капитаном, но не хочет. Не не может, в именно - не хочет. В виду отсутствия перспективы дослужиться до адмирала. А без перспективы - на кой оно, капитанство, ему нужно?