О науке без звериной серьёзности

Эта колонка вышла в «Коте Шрёдингера». И мне самому она кажется очень спорной. Во-первых, многие могут возразить, что в нормальных учебниках истории и так есть разделы, посвящённые развитию науки и техники. Но это, как правило, просто перечисление имён, фамилий и дат, лишённое драматизма и сюжета. Так, факультативный довесок к основной истории, который быстро проскакивают на уроках, переходя к более увлекательным сюжетам: кто кого сверг, кто кого завоевал. Во-вторых, сам я грешен. Смотрю кино со всякими смертоубийствами — от сериала «Спартак» до фантастики с космическими войнами. И исторические книжки тоже читаю не без интереса. В своё оправдание могу сказать, что дело не только в содержании, но и в художественном таланте автора. За несколько тысячелетий наша культура научилась захватывающе описывать войны и восстания. А вот делать так, чтобы за синтезом новой частицы зритель или читатель следил с замиранием сердца, мы пока не умеем. Надо учиться!

Войнофилия О самом опасном половом извращении

В мире есть много извращённых форм любви: педофилия, некрофилия, зоофилия, копрофилия… Это все удел узкого круга людей с тонкими расстройствами — с такими работают психиатры. Но есть вид странной любви, который порой становится массовым и даже одобряемым на высшем уровне. Это любовь к войне.

Я сейчас говорю не о готовности защищать свою Родину от напавшего на неё врага и не про стремление бороться с тиранией. Речь идёт о той любви к войне, которая становится важнее Родины и свободы. И свобода, и судьба страны превращаются лишь в предлог для войны, которую любят как таковую.

Есть несколько категорий войнофилов. Одни предпочитают вступать в отношения с объектом своей страсти издалека. Навалившись мягкими животами на клавиатуру, они строчат на разных языках: «Покажем этим пиндосам!», «Долбанём по Украине!». Или наоборот: «Отстоим завоевания Майдана до последней капли крови!», «Отомстим за наших братьев!». У них много пафоса и решительности, клавиатура едва выдерживает.

Им хорошо. Они не знают, как пахнет полуразложившийся труп солдата. Они никогда не видели глаз матери, получившей письмо от сына, лежащего в госпитале. Они не представляют, как выносят из операционной ампутированные руки и ноги…

Есть и другие войнофилы. У них с твёрдостью живота все в порядке. Они уже получили дозу военного наркотика. Кто-то побывал на баррикадах, кто-то успел послужить в горячих точках. Мирная жизнь кажется им пресной. Им скучно, люди — не братья, а они — не герои. Они не понимают, что им делать в этом мире. Вот война — это настоящая мужская работа. И даже чья-то смерть кажется не чудовищной, а лишь добавляющей остроты чувств. Ведь рядом со смертью легче ощущать себя живым…

В последние дни разговоров о войне стало так много, что я начал задумываться: а может, все наоборот и извращенцем являюсь как раз я и мне подобные? Может, это ненормально — содрогаться от одного только слова «война»? Наверное, не нужно быть таким наивным, надо успокоиться и начать мудро рассуждать о геополитических раскладах, о последнем заявлении президента Франции, о количестве танков и БТРов у каждой из сторон. Наверное…

Разговоров о войне стало так много, что я начал задумываться: а может, все наоборот и извращенцем являюсь как раз я и мне подобные?

Помню, в Москве проходило нечто вроде митинга против введения российских войск на Украину. Попав туда, я испугался. Страшен был не бронированный ОМОН, который волочил в автозаки людей просто за то, что они стояли на тротуаре (в числе задержанных оказался и мой коллега по отделу науки). Страшно было то, что я лично знал чуть ли не половину участников этой акции: журналисты, биологи, математики, учителя, историки, медики. Многие из них были на митинге впервые в жизни и не понимали, что происходит.

Получается, что в двенадцатимиллионной Москве есть совсем немного людей, которые способны выйти на площадь с таким примитивным лозунгом, как «Нет войне!». Их можно разместить в десятке полицейских автобусов и отправить куда-нибудь подальше как предателей Родины и агентов Госдепа.

Я не жду, что на улицы выйдут сотни тысяч. Мне хотелось бы лишь, чтобы эти сотни тысяч просто не любили войну. Я всё-таки уверен, что это нормально.

P.S.

Эту колонку я написал для «Русского репортёра» вскоре после того, как российский парламент принял постановление о возможности применения военной силы против Украины. Было страшно.

И эта колонка — чуть ли не единственный мой текст, который не был опубликован в журнале из политических опасений (на сайте он всё-таки вышел).

Через несколько дней выяснилось, что мой пассаж относительно малолюдности антивоенных акций был не верен — демонстрации против войны стали собирать десятки тысяч людей.