Петр оказался в одной группе с Бокком. Ей предстояла работа в краснодарском лагере военнопленных. К месту они выехали затемно. Позади остались изрешеченные снарядами мрачные остовы элеватора, за ними, в чистом поле, в предрассветном полумраке прорезалась зубчатая стена трехметрового деревянного забора. Почерневший от непогоды, он напоминал гнилые зубы. Над ним, по углам периметра, высились сторожевые вышки с часовыми. Гнетущую атмосферу, которой, казалось, пропиталось все вокруг лагеря, усугубляла виселица. В назидание дерзким и непокорным комендант лагеря приказал выставить ее перед воротами. На ней под порывами ветра покачивались тела четырех беглецов. Дважды в день, утром и вечером, когда колонны пленных уходили на работы и возвращались в лагерь, они служили им жестоким напоминанием.
Вид виселицы подействовал и на инструкторов — болтовня стихла, а водитель за десяток метров до ворот нажал на клаксон. В караульной будке никто не пошевелился. Бокк, не горевший желанием покидать теплый салон автобуса и выходить на мороз, недовольно нахмурил брови и бросил водителю:
— Посигналь еще!
Водитель еще раз нервно нажал на клаксон. На этот раз в припорошенном снегом оконце возникла хмурая физиономия, а на сторожевой вышке, нависавшей над въездом в лагерь, скрипнула турель пулемета, и его ствол хищно нацелился на автобус. Прошла минута, но к автобусу так никто и не подошел.
— Зажравшиеся крысы. Лень задницу от лавки оторвать, — выругался Бокк, прихватил с собой папку с документами, выбрался из автобуса и поковылял к караулке.
Пока он с начальником караула утрясал вопрос о допуске на территорию лагеря, инструкторы-вербовщики лениво злословили и гадали, чем можно будет поживиться у пленных. Этот циничный разговор поднял в душе Петра волну ненависти к ним — негодяям, потерявшим всякий человеческий облик, которые под пустые обещания вытащить несчастных из этого земного ада, беззастенчиво выманивали у них то последнее, что еще не отобрала лагерная охрана. От бессилия он заскрипел зубами, и в его памяти возникли изможденные, обмороженные лица. В их глазах чаще всего ему приходилось видеть холодное презрение. Каждый раз, попадая в лагерь, Петр пытался хоть как-то облегчить участь пленных и предоставить им шанс вернуться к своим. Но одни отвергали предложения гитлеровского холуя поступить на службу в абвер, а другие, кого ему с таким трудом удавалось склонить к этому, зачастую отсеивались позже. Райхдихт, охочий до всяких психологических штучек, после тестирования безжалостно возвращал их в лагерь.
— Бюрократы чертовы! Пока в нос бумажкой не ткнешь, не пошевелятся! — гневный возглас Бокка, появившегося в дверях автобуса, поддержали остальные. Их голоса заглушили скрип ворот и остервенелый лай сторожевых псов. Покачиваясь на наледях, автобус вкатил на территорию лагеря.
Краснодарский лагерь ничем не отличался о тех, в которых ранее побывал Петр. Приземистые, словно вросшие в землю, темные коробки дощатых бараков для военнопленных печально смотрели на мир забранными колючей проволокой оконцами. Пустынный земляной плац, утрамбованный тысячами ног, с неизменной трибуной, занимал центральную часть лагеря.
Совсем по-другому выглядела зона лагерной администрации. Она напомнила эдакий пансионат для заслуженных наци. Аккуратные, выстроенные будто по линеечке здания управления лагеря, столовой и общежития походили на лубочные картинки. У каждого из них располагалась ажурная беседка, а перед штабом в летнее время бил фонтан. И если бы не два ряда колючей проволоки, отделявшие этот гитлеровский эдем от ада военнопленных, то непосвященный вряд ли бы догадался, что в стенах центрального особняка принимались самые чудовищные решения: кого из штрафников отправить на виселицу, а кого удушить в машинах-душегубках, занимавших в гараже специальный бокс.
На въезде в административную зону в автобус подсел дежурный по лагерю, и, уже нигде не останавливаясь, вся команда проехала на стоянку перед штабом. Там она разделилась. Бокк вместе с дежурным отправился на встречу с комендантом лагеря, а остальные в сопровождении помощника по хозяйственной части пошли в столовую. Это вызвало оживление среди инструкторов — они предвкушали сытный завтрак. Дармовая рабочая сила — военнопленные, которых лагерная администрация направо и налево сдавала внаем, позволяла ей жить на широкую ногу.
В своих ожиданиях инструкторы не обманулись. В зале пахло настоящим, а не эрзац, кофе, а из кухни доносились аппетитные запахи жареного мяса. С появлением в столовой Бокка и заместителя коменданта лагеря все пришло в движение. Официантки выставили на стол холодец, домашние соления и блюдо с ломтями обжаренного мяса. Завершился завтрак неизменным кофе.
Зато время, пока инструкторы уминали «лагерную пайку», в штрафном боксе были подготовлены места для их работы. После короткого перекура команда Бокка разошлась по кабинетам, и конвейер по вербовке агентов абвера пришел в движение.