Я потянулся мыслью, ища трещины, слабые места в гранитном монолите утеса... Ощутил корни, проросшие с вершины и уходящие к самому сердцу скалы, прочувствовал снег лежащий на камнях. Медленно тянул, ломал, расширял щели, пытаясь вызвать обвал. Миг проходил за мигом, мой резерв постепенно иссякал, а грозный утес все так же безучастно глядел на меня свысока. Мир в моих слабых глазах уже начал подергиваться ало-бурым флером, когда наконец-то послышался низкий рокот. Я ощутил, как что-то поддалось в камнях, и потянул сильнее, вкладывая остатки резерва в последний рывок. Лутины, до того деловито сновавшие по лагерю, встревожено уставились вверх, когда на их головы посыпались сначала песок... следом мелкие камешки... потом, на вопящих и разбегающихся лутинов единой массой рухнула вся вершина, а я повалился на землю совершенно без сил.
Продышавшись и сплюнув набившуюся в пасть пыль, я осмотрелся. На месте лагеря лежала раскатившаяся куча валунов и камней. Чуть в стороне слышались крики и звон стали. Наведя монокль, я с трудом различил фигуру Коперника, действующего попеременно мечом и мощным хвостом. Серо-белая тень рядом — наверняка Лэндон. Прочистив уши и чихнув пару раз, я различил звуки боя на другой стороне бывшего лагеря... и на холме, чуть ли не в двух шагах от меня!
Подтянувшись дрожащими лапами на вершину, я сначала прижал лапой нос — запах у лутинов... характерный. И уже потом различил Маттиаса, отточенными взмахами меча отбивающего короткие кинжалы мелких бестий. Скупая красота точных движений крыса так заворожила меня, что осторожные шаги, раздавшиеся сзади, я услышал буквально на мгновение позже, чем надо бы. И когда что-то твердое ударило меня по плечу, еще успел замахнуться лапой на тощего лутина, прыгающего вокруг и тараторящего что-то неразборчивое, но тут в глазах потемнело, мысли спутались, и я провалился во тьму...
Маттиас не глядя отмахивался от все-таки взобравшихся по крутому склону холма лутинов. Отмахивался и кривил губы, когда подчиненные четкому, выверенному ритму движений мысли сами собой складывались в полный печали стих:
Вот так, нам совесть травит душу.
И горек, горек вкус побед...
Крыс кривился. Он нарушил клятву. Единственно лишь потому, что обязан, должен защитить Кимберли. Ее защита — достаточная причина! И все же. Ему не стоит повторять это часто. Ох, не стоит...
Чарльз легко избегал неуклюжих атак лутинов, тщательно храня в душе образ леди Кимберли. Он знал, что не может позволить ранить себя, если собирается защитить ее. «Для тебя, Ким, — шептал он, — только для тебя».
Внезапно что-то изменилось за спиной. Сначала неразборчиво заверещал лутин, потом, заглушая все остальное, над холмом разнесся разъяренный медвежий рык.
— Крис! — завопил Маттиас.
Теперь уж было не до красивостей и целостности шкуры. Крыс прервал изящную вязь, сплетаемую клинком и, наплевав на защиту, простейшим силовым ударом прибил лутина, нападавшего спереди. Бросив застрявший в теле маленького мерзавца меч, пинком, с выбросом
— Крис!
Взлетев на вершину холма, Маттиас увидел медведя, склонившегося над изломанным телом лутина... нет, не склонившегося! Христофор,
— Крис, что происходит? Зачем ты жрешь эту пакость?!!
Услышав голос за спиной, более чем тысячефунтовый16
медведь развернулся одним гибким движением и прыгнул вперед. Да так быстро, что крыс-морф даже пискнуть не успел, как оказался прижат лапой к валуну, а мощные медвежьи челюсти уже смыкались на его горле.«Только косточки хрустнут», — успел еще подумать Маттиас... но боли почему-то не было. Христофор, так и не сомкнув челюсти, тщательно обнюхивал крыса. Потом смачно облизав тому морду, залез носом под расстегнувшийся клапан кожаного доспеха... и еще глубже...
— Крис, ты что делаешь! — завопил крыс, — Это мое! Отдай немедленно!
Но тщетно. Вырванный вместе с куском кармана, медовый пряник уже упокоился в бездонном медвежьем желудке. А Крис, так и не произнеся ни слова, носом подтолкнул крыса-морфа к поеденному лутину.
— Ты чего Крис? Чтобы я это ел?! Да ты сдурел!! — возмутился Маттиас, — и какого демона ты в звериной форме торчишь?
Голос крыса пресекся на середине слова. В устремленных на него глазах не было ни единой мысли. Совсем. Это был внимательный взгляд очень умного... зверя.
— Кобылья щель! — выдавил Маттиас сквозь сдавленное спазмом горло. — Что ж тут произошло-то а? Христофор! Христофор!!