Парень грубо схватил ее за шиворот и рванул к земле. Она упала; неловко завязанная рука выбилась наружу, но Ясмин не успела выставить ее перед собой и сильно ударилась виском. Лежа ничком на бугорке, она вывернула голову вбок, но парень прижал ее коленом к земле, а сапогом другой ноги наступил прямо на лицо. Пистолетный ствол теперь больно упирался под основание черепа. Ясмин застонала, и ей стало страшно – впервые за долгое время.
– Мамарита, – сказала девушка где-то сверху и за спиной. – Мы привели ее к тебе, эту гадину. К тебе, к Натану, к Менашу… и к Менашу. Ко всем вам. Сейчас она заплатит за все, Мамарита. Жизнь ее стоит немного, потому что она гадина. Но это все, что у нее есть. Давай, Призрак…
«Сейчас они будут меня убивать!» – мелькнуло в голове Ясмин. Она рванулась изо всех сил, но тщетно – девица предусмотрительно уселась ей на поясницу и схватила за руки.
– Не надо! – завизжала Ясмин. – За что?
Пистолетный ствол надавил еще сильнее, боль стала невыносимой.
– За что, гадина? – переспросил парень; он дышал часто и неровно, с трудом выдавливая слова. – За Мамариту. Помнишь Мамариту?
– Какую маму… риту… – пробормотала она, давясь землей, и вдруг поняла: они ведь говорят о Менаше… об отце ее единственного ребенка. Об отце ее жалкого ублюдка, не заслужившего жизнь. Они говорят о Менаше – таком же мальчугане, как они, зарезанном, как баран, недалеко отсюда, вон за теми горами. О Маргарите – его маме. О Натане, ее муже. Мамарита… – Маргарита, вот оно как…
Но это не главное. Главное, что ее привели сюда на казнь. Сейчас она умрет. Сейчас… Ясмин снова отчаянно дернулась.
– Вы не имеете права! Я депутат…
– Призрак, давай! – повторила девица.
«Сейчас… сейчас…» – вжавшись в землю, подумала Ясмин. Она не чувствовала ничего, кроме слепящего, закипающего в мозгу ужаса.
Пистолет вдруг оторвался от ее затылка и спустя долю секунды опять уткнулся в то же самое место. Она вскрикнула от боли.
– Призрак! Ну же!
– Нет…
Острая боль в затылке отпустила – парень убрал пистолет, а затем и сдвинул свою грязную подошву с ее щеки. Теперь он просто стоял рядом; вслед за ним поднялась на ноги и девушка. Ясмин, дрожа и всхлипывая, по-прежнему лежала ничком на холмике. Ее уже никто не держал, но, парализованная страхом, она боялась двинуться, боялась помешать той хрупкой, пока еще ничем не оправданной надежде, которая по каким-то неведомым, но благословенным причинам отодвинула, отложила ее уход в жуткую черноту смерти.
– Не могу, – сказал парень у нее над головой.
– Хочешь, я это сделаю?
– Нет! – прохрипела Ясмин с земли. – Пожалуйста! Не давай ей! Не надо!
– Заткнись, гадина! – парень пнул ее в бок носком ботинка. – Вставай!
«Жива! – мелькнуло в голове Ясмин. – Я жива!
Жива! Они не убили меня сейчас и значит, теперь уже не убьют никогда. Убивать трудно, а они еще дети». Оскальзываясь, она поднялась с земли. Недавний ужас сменился радостью – булькающей, неудержимой. Ей хотелось смеяться, хотелось благодарить мир за то, что он все еще пребывает здесь, в орбите ее зрения – необыкновенно обострившегося, как, впрочем, и все прочие чувства. Сейчас ей казалось, что она видит насквозь, далеко-далеко – и ослепительную голубизну неба, и фиолетовый бархат вселенной, и яркие звезды на бархате, и чудную охру гор, и великолепный аквамарин моря – мраморный, с прожилками и вкраплениями серебра… Это было неописуемо чудесно – все, до мельчайшей детали. Смешной жук-скарабей, которого она приметила, поднимаясь, острый запах горьковатых пустынных трав, восхитительная на ощупь пыль на ладонях и пальцах…
– Пошла! Вперед!
Ясмин подчинилась.
– Ну, и что дальше? – вполголоса произнесла девица у нее за спиной.
– Отведем ее наверх, – ответил парень. – Пусть он разбирается. Мы с тобой не палачи, ни ты, ни я. Ты могла бы целоваться с палачом?
«Кто это «он»? – тревожно подумала Ясмин. – Уж не тот ли солдат? Солдат может и убить…»
– Ребята, отпустите меня, пожалуйста, – не оборачиваясь, попросила она. – Я уже другая. Меня нельзя убивать. Меня суд помиловал.
– Наверх? – переспросила девица, игнорируя Ясмин. – Прямиком к нему? Ты с ума сошел.
– Почему?
– Потому, что наверху ей не место. Наверху наша комната. Ты хочешь привести гадину в нашу комнату?
– Ты права, – помолчав, согласился парень. – Гадине место в преисподней. У твоего приятеля Азазеля…
Тропинка уперлась в проволочный забор, но в десяти метрах слева оказался хорошо замаскированный проход. Все так же гуськом они пересекли захламленный строительным мусором двор и по эстакаде поднялись в здание. Сквозь большой оконный проем был виден главный двор и будка у ворот. Теперь к полицейскому джипу прибавились два больших армейских автобуса. «Вот она, та самая облава, – подумала Ясмин. – Они явно только что подъехали. Нужно продержаться, пока не начнут. Странно… – никогда не представляла, что облава может стать для меня спасением».
Коридор привел к лестнице. После яркого солнца снаружи было трудно привыкнуть к здешнему полумраку.
– Вниз! – скомандовал парень.
– Там темно, – сказала Ясмин.
– Вниз!
– Куда вы меня ведете?