О первых началах

56. Если бы ты посмотрел на то, что появляется от начал, именно так, то твои выводы не слишком отличались бы от моих. Действительно, единое в этом случае будет производить на свет единство смешанного — я говорю о смешанном как таковом,— а состоящее из стихий его множество оказалось бы прославленным началом многого, поскольку начало воипостасно для начала и единство одновременно созидает множество стихий. Однако последние, чем бы они ни были, например пределом и беспредельным или единым и многим, принадлежат к противоположным друг другу рядам вещей. Итак, коль скоро они таковы, каково то, что производит их на свет? Ведь лучшее вновь происходит от лучшего начала, а худшее — от худшего. И опять у логически противоположных стихий оказываются два начала, притом стихии либо всего лишь одноименны последним и имеется какой-то иной путь, относящийся к ипостаси[431], либо аналогичны им и скорее всего происходят от этих двух начал. Однако возникновения одной стихии от одного начала, а другой — от другого отнюдь не происходит: скорее смешанное создало и выделило их в согласии с собственной двуединой природой. Ведь, будучи единым и многим, то есть, попросту говоря, объединенным, в случае явленности множества оно производит на свет многое, а в случае преобладания единства — единое. Если угодно, <единое и многое> в третьем разделилось благодаря второму началу, причем в согласии с самим собой последнее произвело на свет многое, а в соответствии с сопутствующим ему и происходящим от вышеназванного единого единством — единое. Итак, будучи двумя, они пребывают во взаимном сращении и такое природное сращение предшествует природной же разобщенности; поскольку это так, смешанное происходит от высшего начала. Скорее всего, от последнего появляются на свет обе его стихии, но одна — в той мере, в какой оно сосуществует с этим самым началом, а другая — в той, в которой оно сосуществует с единым. От этого начала каждая из стихий возникает еще и иначе: одна — в той мере, в какой оно есть собственно начало, а другая — в той, в которой оно предвосхитило второе начало[432]. Впрочем, и множество стихий и предшествующее им единство в смешанном принадлежат к вещам одного вида.

А не лучше ли говорить об образовании смешанного из двух стихий, каждая из которых является всем, таким образом, чтобы одна оказалась слиянием всего, другая — его раздельностью, смешанное же в целом происходило от них обоих? В самом деле, подобно тому как совокупный ум и всякий эйдос есть не только многое в них и не только единое, но то и другое вместе, смешанное также будет прежде всего не тем или другим, но тем и другим вместе. Впрочем, допуская подобные предположения, мы уйдем в бесконечность,— ибо составное каким-то образом логически противостоит своим частям и потому вновь возникает необходимость найти иное составное, коль скоро, например, даже целое всего лишь предшествует своим частям. Если бы целое состояло из целого как такового и из его частей, то возникла бы нужда и в другой целостности, а если бы оно состояло из последней и из двух первых, то вновь появилась бы необходимость в третьем целом,— и так до бесконечности. Если же следует остановиться, то давайте сделаем это в случае первой целостности, говоря только о целом и о частях, так же как и о состоящем из стихий и о самих стихиях.

Однако разве мы не мыслим целое как одно, части — как другое, а составное — как третье, как то, что не образуется из вещей одного порядка, как то, что не состоит ни из стихий, ни из частей, а значит, и не является ни целым, ни сложным, ни, следовательно, смешанным? В самом деле, именно так и возникает нечто, состоящее из причины и обусловленного причиной, ибо и оно будет в каком-то смысле составным, и то же самое относится и к чему-то, составленному из орудия и того, кто им пользуется, как и к чему-то, состоящему из образца и его изображения. Ведь подобное сочетание усматривается в неком взаимном расположении, а не в сущностной соотнесенности[433].