О первых началах

Самое верное — это сказать, что полностью объясняет природу данного предмета, так же как и соответствующего ему понятия, одно лишь имя «бытие», поскольку все остальное получает свое название на основании сопутствующих ему или одновременно с ним мыслимых своеобразных черт, в данном случае неотторжимых от него и невпопад разделенных с ним в наших понятиях, например наличествования и существования, ибо последнее обозначает как бы еще не свершившийся выход за свои пределы, а первое — то, что непосредственно подчинено первейшему началу. Таким способом ты смог бы отыскать и какое-нибудь другое состояние и совершенно чуждые названия, например «завершение» (τό τελέθειν), на том основании, что оно стремится к совершенству и уже является чем-то близким ему; по этой причине спорным оказывается тот вопрос, к чему возникает стремление — к бытию ли вообще или к чему-то только хорошему, ибо предметом его служит бытие хорошим как то и другое вместе[510]. Или вот еще: «близость» (τό πέλειν) — поскольку оно приближается к единому и стремится быть вблизи него. А вот: «спасительность» (τό σώζεσθαι) — ведь бытие некоторым образом именно таково, поскольку оно надлежащее, целостное и ни в чем не отстает от него, так как является всем. Или, например, «достижение» (τό τυγχάνειν) — ведь оно тоже иногда будет обозначать бытие, причем называемое так именно как таковое, поскольку всему предшествует то, что уже достигло общей цели и полно блага. Впрочем, об этом достаточно.

63. А как появилось само имя «сущее» (τό όν)? Скорее всего, так, как это предполагает Сократ в «Кратиле» — путем соотнесения с «шествованием» (τό ίέναι)[511]. Действительно, слова «шествующее» (ιόν) и «шествовало бы» (εϊω) необходимо писать с использованием дифтонгов, почему Гомер и говорит:

Мы же по лесу пойдем (ήομεν), как ты приказал нам[512]

.

На том же основании, как говорят, будут возникать слова έόν и όν, которыми <Платон> стремился обозначить сущее, коему по природе свойственно также действовать, и оно — действующее (τό ένεργούν) и, как он утверждает, еще и могущее (τό δυνάμενον).

Так что же? Только сущее является действующим? Или таковы и прекрасное, и благо, и, конечно, единое и многое как подобия родов сущего, а также покой и движение? Ведь любой эйдос вообще обладает некой силой и энергией. Впрочем, пожалуй, это имеет место потому, что он является всяким сущим и тогда действует как некая сущность, а также как покой и движение — разумеется, в смысле обладания энергией движения и покоя. В самом деле, в таком случае и они способны на действие в результате наличия силы, по сравнению с сущностью оказывающейся собственной и принадлежащей сущему. Пожалуй, тогда имя «сущее» и соответствующий ему предмет будут общими для всего перечисленного, причем не как понятие, относящееся к единственному роду, который мы и называем сущим и бытием, логически противостоящим всем остальным родам, но как так называемое бытие каждой вещи в действительности, говорится ли о нем в связи с ее бытием в возможности или в связи с ее возникновением, которое обнаруживает уже ранее возникшее сущее, объяснение чему я получил в одном сне[513], из которого явствовало, что сущее есть бытие каждой вещи в действительности и в этом смысле оно среди всех родов является общим, поскольку выступает как сущность, которую мы имеем обыкновение противопоставлять силе и энергии.

Действительно, если у каждого вида или рода есть свойственная ему энергия, то почему бы у него не быть и сущности как общему ее проявлению, поскольку каждая из них есть результат этого вида или рода.

6. Опровержения и уточнения

Впрочем, тогда самое правильное — сказать, что сама сущность получает свое название от сущего в том же смысле, в каком энергия есть движение и <ее название> происходит от <слова> «движение»[514]. Пожалуй, движением является и сила, ибо как сила, так и движение есть напряжение сущности. Но разве тогда действует и обладает силой покой? Не иначе как это будет иметь место потому, что и он причастен движению, так же как сущность участвует в сущем в согласии с сопричастностью.

Однако, во-первых, роды участвуют друг в друге в соответствии с собственной ипостасью, предшествующей и силе, и энергии[515],— например, ипостасью тождества и инаковости, единого и многого, предела и беспредельного — прежде всего в качестве сущностей, а значит, и сущностей покоя и движения. Следовательно, сущность движения — не только в энергиях и силах.

Далее, силы и энергии причастны всем остальным родам и, разумеется, самому сущему; тем более это относится и к каждой сущности среди других таких же сущностей, и к каждой силе среди сил, и к энергии среди энергий.

Кроме того, сущность логически противостоит энергии, а так называемая сила, располагающаяся между ними[516],— той и другой. О движении же говорится лишь в его отношении к покою, а не к сущности и не к чему-то промежуточному между покоем и движением.