О пьянстве

Волосы на голове у моего отца стояли чокнутыми клочьями. Брови у него были необузданные, лицо раздуто и покраснело от сна.

– Вы так себя ведете, как будто я кого-то убил.

– Никакой разницы!

– …уй, бля…

Вдруг я сблевнул им на персидский коврик «Дерево жизни». Мать заорала. Отец ринулся на меня.

– Тебе известно, что мы делаем с собакой, когда она срет на коврик?

– Да.

Он схватил меня за загривок. Нажал сверху, заставляя меня согнуться в поясе. Он пытался поставить меня на колени.

– Я тебе покажу.

– Не…

Лицо у меня туда чуть не попало.

– Я покажу тебе, что мы делаем с собаками!

С пола я воспрянул с ударом. То было идеальное попадание. Спотыкаясь, он завалился через всю комнату и уселся на тахту. Я подошел к нему следом.

– Вставай.

Он сидел. Я услышать мать.

– Ты Ударил Своего Отца! Ты Ударил Своего Отца! Ты Ударил Своего Отца!

Она вопила и драла мне лицо ногтями сбоку.

– Вставай, – сказал я отцу.

– Ты Ударил Своего Отца!

Она опять взялась царапать мне лицо. Я повернулся на нее посмотреть. Она взялась за другую сторону лица.

У меня по шее текла кровь, мочила мне рубашку, штаны, ботинки, коврик. Она уронила руки и уставилась на меня.

– Ты закончила?

Она не ответила. Я ушел к себе в спальню, думая: лучше бы мне уже найти работу.

***

Вернувшись в Лос-Анджелес, я отыскал дешевую гостиницу сразу рядом с Хувер-стрит, не вставал с кровати и пил. Некоторое время бухал, дня три или четыре. Не мог заставить себя читать объявления «требуется». Мысль о том, чтобы сидеть перед человеком за столом и сообщать ему, что я хочу получить работу, что я квалифицирован на получение работы, была для меня чересчур. Если честно, жизнь приводила меня в ужас – то, что человек вынужден делать, просто чтобы есть, спать и оставаться одетым. Поэтому я лежал в постели и бухал. Когда пьешь, весь мир по-прежнему на своем месте, но в это мгновение не держит тебя за глотку.