О пьянстве

Сценарий сдвинулся с мертвой точки. Я писал о молодом человеке, которому хотелось писать и пить, но почти все успехи его были с бутылкой. Молодым человеком был я. Хотя время не было несчастливым, оно в основном было временем пустоты и ожидания. Пока я печатал себе, ко мне возвращались персонажи из некоего бара. Я вновь видел каждое лицо, туловища, слышал голоса, разговоры. Был там один особенный бар, в котором чувствовалось некое смертельное очарование. Я сосредоточился на этом, заново пережил драки с тамошним барменом. Хорошим драчуном я не был. Для начала, у меня руки слишком маленькие, и был я недокормлен, мощно недокормлен. Но кишка у меня не тонка была, и я очень хорошо держал удар. Главной загвоздкой в драке у меня было то, что я не мог по-настоящему разозлиться, даже когда казалось, что на кону моя жизнь. Для меня все это было понарошку. Имело значение и не имело. Драться с барменом – хоть какое-то занятие, и это нравилось завсегдатаям, которые были такой тесной кучкой. Я же был изгоем. В пьянстве хоть такая польза есть – все те драки меня бы прикончили, дерись я по трезвянке, но я был пьян, и тело как будто становилось резиновым, а голова цементной. Растянутые запястья, распухшие губы и разбитые колени – вот примерно и все, что оставалось при мне назавтра. Ну и шишки на голове после падений. Как все это могло превратиться в сценарий, я не знал. Знал лишь, что это единственная часть моей жизни, о которой раньше я не слишком-то писал. Полагаю, тогда я был в своем уме – не хуже кого угодно. И знал, что в барах живет и кормится целая цивилизация потерянных душ, каждодневно, еженощно и вековечно, пока не умрут. Я никогда не читал об этой цивилизации, поэтому решил о ней написать, как сам ее помнил. Старая добрая печатка щелкала себе дальше.

***

Фрэнсин Бауэрз вернулась со своим блокнотом.

– Как умерла Джейн?

– Ну, я к тому времени уже был еще с кем-то. Мы разбежались на 2 года, и я зашел навестить ее перед самым Рождеством. Она работала горничной в этой гостинице, и ее очень любили. Все в гостинице подарили ей по бутылке вина. И у нее в комнате вдоль стены под самым потолком бежала такая деревянная полочка, и на ней стояло бутылок 18 или 19.

«Если ты все это выпьешь, а ты выпьешь, оно тебя прикончит! Неужели эти люди такого не понимают?» – спросил у нее я.

Джейн лишь посмотрела на меня.

«Я унесу отсюда все эти ебаные бутылки. Эти люди пытаются тебя угробить!»

И вновь она лишь посмотрела на меня. В ту ночь я остался с ней и выпил 3 бутылки сам, отчего их стало 15 или 16. Наутро, когда уходил, я ей сказал: «Пожалуйста, не пей их все…» Вернулся я через полторы недели. Дверь к ней была открыта. На постели – большое кровавое пятно. В комнате не осталось никаких бутылок. Я отыскал ее в Окружной больнице Л.-А. Она была в алкогольной коме. Я долго сидел с ней, просто глядя на нее, смачивал водой ей губы, смахивал волосы с глаз. Медсестры нас не трогали. А потом она вдруг открыла глаза и сказала: «Я знала, это будешь ты». И через три часа умерла.

– Она б нипочем не выжила, – произнесла Фрэнсин Бауэрз.

– Она и не хотела. Она была единственной из всех, кого я встречал, кто презирал человечество так же, как и я.

Фрэнсин сложила блокнот.

– Я уверена, все это мне на пользу…

И после этого ушла.