Читаем О поэтах и поэзии полностью

Осенняя, простудная,Печальная пора,Гитара семиструнная,Ни пуха, ни пера! <…>Когда ж ты стала каятьсяВ преклонные лета,И стать не та, красавица,И музыка не та!Все в говорок про странствия,Про ночи у костра,Была б, мол, только санкция,Романтики сестра.Романтика, романтикаНебесных колеров!Нехитрая грамматикаНебитых школяров.

Какие презрительные, какие страшные слова о движении КСП! Да все это, мол, романтика. А вот выйдем ли мы на площадь? А можем ли мы? А где, собственно говоря, граница нашего терпения? – вот об этом Галич.

Мне еще чрезвычайно нравится у Галича одно его сочинение, которое я и с трибуны на нескольких митингах читал. Это «Песня об Отчем Доме», которая кажется мне самым высоким его поэтическим произведением:

Ты не часто мне снишься, мой Отчий Дом,Золотой мой, недолгий век.Но все то, что случится со мной потом, —Все отсюда берет разбег!Здесь однажды очнулся я, сын земной,И в глазах моих свет возник.Здесь мой первый гром говорил со мной,И я понял его язык.Как же странно мне было, мой Отчий Дом,Когда Некто с пустым лицомМне сказал, усмехнувшись, что в доме томЯ не сыном был, а жильцом. <…>

И добавил:

– А впрочем, слукавь, солги —Может, вымолишь тишь да гладь!..Но уж если я должен платить долги,То зачем же при этом лгать?!И пускай я гроши наскребу с трудом,И пускай велика цена —Кредитор мой суровый, мой Отчий Дом,Я с тобой расплачусь сполна!И когда под грохот чужих подковГрянет свет роковой зари —Я уйду, свободный от всех долгов,И назад меня не зови.Не зови вызволять тебя из огня,Не зови разделить беду.Не зови меня!Не зови меня…Не зови —Я и так приду!

Было время, когда я к Галичу относился крайне субъективно, и мне это стихотворение казалось рабским. Ну, ты уже попрощался, ты сказал, что ты не хочешь платить долги – что же ты «и так придешь»? Ты физиологически, что ли, привязан к этой местности? Но здесь я понял с годами, что речь идет о главном, о гораздо более важном. Речь идет о том, что наш долг не этим людям со свинцовыми глазами, с бельмами, он не идеологам, не теоретикам. Это наш долг перед нашим домом, перед которым мы договоримся без их посредничества. Мы с ним связаны, а не с ними. Пусть они говорят про какие-то долги, пусть они нас выгоняют отсюда, но наши отношения с нашим домом – это наши отношения, и мы никому не позволим их опошлить. И мы придем, когда надо будет его вызволять, потому что это не долг в обычном государственном смысле, потому что это долг сердца, потому что это долг поэзии. Не голос крови, а голос чего-то более высокого – голос совести. Вот в этом смысле Галич мне близок особенно.

Что мне еще чрезвычайно близко? Когда Галич начинал писать свои песни, это была, в общем, довольно невинная фронда, и он, конечно, не ждал, что реакция на эти песни будет такой жестокой. Он немножко, мне кажется, недопонял, с чем он играет, с каким огнем. И когда в 1967 году он выступал в Новосибирске, и когда потом разгромили, по сути дела, клуб «Под интегралом» за это авторское выступление (это был, по-моему, 1968 год), он не понимал – как и большинство не понимали, как и пушкинский герой, который разбудил ожившую статую, – какого монстра он разбудил. И может быть, он до конца не въехал в то, какое настало время.

Потом, когда уже въехал, ужас начался, потому что он не мог остановиться. Вот это самое страшное, самое удивительное в творчестве Галича. Он прекрасно понимал: какой-то голос осторожности может здесь еще сработать. Может быть, хватит. Может быть, надо переждать, – но остановиться он не мог, уже в нем работало что-то большее. Я не знаю, какая это была зависимость. Может быть, это была зависимость от той самой аудитории, потому что он об этом сам сказал достаточно жестоко:

Перейти на страницу:

Все книги серии Дмитрий Быков. Коллекция

О поэтах и поэзии
О поэтах и поэзии

33 размышления-эссе Дмитрия Быкова о поэтическом пути, творческой манере выдающихся русских поэтов, и не только, – от Александра Пушкина до БГ – представлены в этой книге. И как бы подчас парадоксально и провокационно ни звучали некоторые открытия в статьях, лекциях Дмитрия Быкова, в его живой мысли, блестящей и необычной, всегда есть здоровое зерно, которое высвечивает неочевидные параллели и подтексты, взаимовлияния и переклички, прозрения о биографиях, судьбах русских поэтов, которые, если поразмышлять, становятся очевидными и достоверными, и неизбежно будут признаны вами, дорогие читатели, стоит только вчитаться.Дмитрий Быков тот автор, который пробуждает желание думать!В книге представлены ожившие современные образы поэтов в портретной графике Алексея Аверина.

Дмитрий Львович Быков , Юрий Михайлович Лотман

Искусство и Дизайн / Литературоведение / Прочее / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное