О поэтах и поэзии

Она завещала разбирать архив мне и Михаилу Ноделю, после смерти Ивана Семеновича оставила такую записку, но Миша Нодель погиб в 1995 году. Я с такой страстью работаю в этом архиве именно потому, что надеюсь найти там недописанные или не записанные на пленку песни (она записывала мелодию не нотами, а понятными ей одной знаками на гитарном грифе: рисовала бумажный гриф и на нем помечала аккорды). Иногда случаются упоминания о написанных, но неизвестных песнях, например, «сочинила вчера песню о журавле». А где та песня? Многие песни – даже если текст явно песенный – восстановлению не поддаются, мелодию не воспроизведешь. Как нельзя уже понять, что ей, собственно, снилось, – из этих дневниковых записей:

Сны: Дочь старухи. Осетин в мохнатой шапке. Полет не от хорошей жизни. Бумажный мальчик. Сценарные курсы. Аполлон и дикари. Сочинение во сне: стихи об овощах. Падаю впереди себя. Старик с веником (ходьбы по воздуху без радости). Птицы замерзают в воздухе. Я спускаюсь в ад. Меня судят за кражу. Морское путешествие на картине. Мои волосы горят. Атомная война против меня одной. Гондольер-транзистор. Китайский мусор, оловянный солдатик. Собака с человеческим лицом. Галлюцинация со старцем в желтом халате. Люди идут по воздуху. Ракеты на крышах. Гитара, овраг и море.

Каждая запись – с датой: сны ей снились почти еженощно, есть целые тетради с их записями, но вот эти записаны конспективно, одной фразой. Видимо, по большей части это были кошмары; но и кошмары были волшебные.

По-моему, эта способность видеть волшебные пейзажи, придавать всему небывалое освещение заметна иногда и в стихах – скажем, «Глухой зимы коснеющий триумф», «Мимозы вырастают из песка» или вот это, самое любимое: «Будь я художником, я набросала бы пустую улицу большого города»… И в черновиках ненаписанных песен есть такие пейзажи, как вот в этой, которую я нашел в одной черновой тетради и никогда не слышал; о мелодии можно только гадать. Но вот с таким чувством я о ней думаю, с таким чувством смотрю ей вслед, понимая с невыносимой тоской, что никто эту песню никогда не споет такой, как она ее слышала:

Две лодки у моря, как два башмачка,
Две лодки у моря, как два башмачка,
Прохладным полузасыпанные песком
Которые здесь, у преддверья волны,
Которые здесь – у преддверья волны —
Скинул закат – и в море ушел босиком.

Но все еще прячется в тучах луна,

Но ранняя прячется в тучах луна,
Таится, боится лицо показывать нам,
Но там, где укрылась она, проблеснет,
Но там, где укрылась она, проблеснет,
Как мрамор Сиенны, сиянье по временам.

А ночь так пустынна в просторе своем,

А ночь так пустынна в просторе своем,
Как будто все звезды, все знаки смело волной,
И все заповедные ноши забыв,
В молчанье у дюн повторяет прилив
Один только свой мотив, один только свой.

Две лодки у моря – как два башмачка,

Две шлюпки у моря – как два башмачка,
Медуз бахромой разубран моря подол,
Две шлюпки, два шлепанца старых – и лень
Мне двигаться здесь, как если бы день,
Как если бы день, разувшись, в море ушел.

Евгений Евтушенко

1