О положении вещей. Малая философия дизайна

Если же взглянуть на происходящее, так сказать, с высоты птичьего полета, то, вероятно, мы можем в настоящее время наблюдать слияние Запада и Дальнего Востока. Можно допустить, что означенное взаимное растворение проявляет себя в дизайне постиндустриальных («постмодернистских»?) продуктов. Однако в XIX веке совершенно справедливо полагали, что невозможно Будде раствориться в Христе – и наоборот. Тот, кто является богом для одних, для других в то же время является дьяволом. Может быть, то, что происходит сейчас, обернется всеохватывающим уплощением, обоюдным разрушением ценностей?

В данном случае необходимо отдать приоритет честности перед чувством общей справедливости. Существуют только две высокоразвитые цивилизации: дальневосточная и наша. Остальные же являют собой либо результат наслоения одной культуры на другую (к примеру, Индия), либо представляют собой зачатки чего-то еще окончательно не сформировавшегося. Если, как может показаться, перенос западной науки и техники на Дальний Восток приводит к размытию обеих культур, то тогда в действительности речь идет о так называемой массовой культуре, культуре, находящей свое эстетическое выражение в китчевом дизайне. Но можно попытаться понять зарождающийся процесс сближения Запада и Востока и по-другому. Что, если в дизайне постиндустриальных продуктов воплотится новое восприятие бытия?

В начале мы говорили, что основополагающим различием между Западом и Востоком является отношение к жизни и смерти. Благодаря западной концепции появились греческие философы, иудейские пророки и как следствие тому – христианство, наука и техника. Восток же дал нам жизненную стратегию, находящуюся на стыке эстетики и прагматики, так до конца и не постижимую для нас, жителей Запада. Теперь же две этих несочетаемых установки могут – или должны – раствориться друг в друге. Им уже удалось породить различные новые кодовые системы (компьютерные коды), позволяющие соорудить мост над разделяющей их бездной. И их слияние порождает науку и технику, не похожие ни на какие другие, а дизайн создаваемых ими продуктов исполнен в таком духе, что не вписывается в прежние категории. Не стоит ли подвергнуть именно этот дизайн своего рода богословскому анализу, чтобы выяснить, не выходит ли в нем отношение к жизни и смерти на новый уровень? Не находит ли в нем выражение некая «более высокая» ступень иудаистско-христианской или же «более высокая» ступень буддистской религии, описать которые мы пока не в состоянии? Это рискованная, смелая гипотеза. Но если взять в руку японское портативное радио и погрузиться в его дизайн, то эта мысль уже не покажется рискованной, но будет казаться почти что необходимой. Выразить это и было целью настоящего сочинения. При этом стоит отметить, что мы рассматриваем то, что здесь излагается, только как предварительный набросок. Наш текст мыслится как эссе, как опыт о гипотезе.

Архитектура Витгенштейна 1993

Космос текста можно рассматривать как пейзаж. В нем мы сумеем распознать очертания гор и долин, рек и озер, замков, крестьянских дворов и городских трущоб. На горизонте представляющейся нам местности возвышаются седые горы – такие титанические труды, как Библия или поэмы Гомера. Часть долины занимает огромное, спокойное озеро Аристотелевых текстов, в которое не торопясь забрасывают сети рыбаки, а по водной глади гребут веслами филологи. Стремительный водопад Ницше вливается в широкое русло современного прагматизма. На кафедральной площади города – скопления крыш и фронтонов умозрительных рассуждений эпохи барокко – возвышается готический собор сумм святого Фомы Аквинского, размерами своими превосходящий всё вокруг. На окраинах мы увидим романтические, реалистические, модернистские жилые дома и фабрики новейшей литературы, а чуть поодаль сможем обнаружить крошечный, по всей видимости, незначимый, больше похожий на каркас, нежели на завершенное строение домик Витгенштейна.

Домик этот носит название «Трактат» (от лат. «tractatus» – рассмотрение) – и оно приглашает нас присмотреться повнимательнее. Переступив порог этого здания, мы сразу понимаем, что здесь не место безоглядному веселью, вовсе нет; мы должны будем вглядеться в предъявляемые нам отражения, то есть рефлексии. Дом построен на шести опорных столбах, подпирающих друг друга благодаря иерархически упорядоченным поперечным балкам. В центре, однако, возвышается седьмой столб, задача которого – проломить здание и лишить его основания. И вот оно стоит, будучи защищенным по всем углам, законопаченным по всем щелям, неприступным – и, несмотря на это (или даже именно поэтому), подверженным распаду и обреченным на бесследное исчезновение, изначально и на выходе.